Поэтическая речь, базирующаяся на ритмике и метрике, в определенной степени стимулирует набор тех или иных синтаксических структур, и даже, как отмечает Б. В. Томашевский [Томашевский 1959: 26], ритмические законы подчиняют синтаксические. Хотя существует мнение, что один из великих русских поэтов — Г. Р. Державин — "гнул на колено синтаксис, словоударение и самое словоупотребление" (С. Т. Аксаков) [Аксаков 1955: 331], тем не менее "по силе и самобытности таланта" его можно считать "первым русским поэтом XVIII столетия" (Я. Грот), поэтом века уходящего и века наступающего, пушкинского.
"Гиперболический размах" поэтической речи Г. Р. Державина, энергия слога, возвышенность, с одной стороны, и стремление к тесному совмещению мыслей, "чтобы в немногом было сказано много и пустых слов не было" [Державин 1984: 300], с другой, выдвигают в качестве приоритетных определенные синтаксические структуры, и прежде всего однородные незамкнутые ряды, связанные паратактически.
Однородность как емкая и выразительная категория, сочетающая в себе информативность с коннотативностью, плавность с градуированностью, в значительной степени соответствует поэтическому строю речи, отличающемуся симметричностью и повторяемостью.
Язык поэзии Г. Р. Державина, особенно его од, нередко ориентируется на эту категорию, в том числе и на однородность в системе придаточности, позволяющую развернуто представить мысли, чувства, деяния. Антропологизм поэзии Г. Р. Державина предполагает характеризующее начало, реализуемое на уровне атрибутивно-предикативных отношений.
Атрибутивные однородные стиховые ряды с местоимением "который" и его эквивалентами "кой", "кто" в одах Державина довольно объемны; имея распространительное значение, они продвигают стих, сообщая преимущественно не о статических, а о динамических признаках лица, субъекта, нередко значительного (царица, вельможа и т. п.) и всеобъемлющего (Бог).
"Фелицы слава — слава Бога,
Который брани усмирил,
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил,
Который оком лучезарным
Шутам, трусам неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит,
Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать,
Который воду разрешает
И лес рубить не запрещает" и т. д. ("Фелица").
Данный текст членится на три строфы, две из них целиком построены по модели однородного соподчинения, третья включает ее в инициальную часть.
"где":
"Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд;
Там славный окорок вестфальский,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят..." ("Фелица").
Здесь наречие "где", находясь в присубстантивной позиции, обеспечивает и пространственную перспективу текста, соотносясь со словом "там" в указательно-дейктической функции.
Помимо атрибутивно-локального сближения, местоименное наречие "где" балансирует по линии относительное/вопросительное (осложненное риторичностью):
"Нашел, но льзя ль не заблуждаться
Нам, слабым смертным в сем пути,
Где сам рассудок спотыкаться
И должен вслед страстям идти,
Где нам ученые невежды,
Как мгла у путников, тмят вежды?
Везде соблазн и месть живет,
Пашей всех роскошь угнетает. —
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?" ("Фелица").
Характеристика личности (нередко обобщенной) может осуществляться и по линии нежелательных действий и качеств и установки на их потенциальное отсутствие, что маркируется союзами коль, если и частицей не-, тогда как положительный смысл связывается только с союзами и представляется желательным:
"Коль с невинных снял железы,
Ускорил коль правый суд,
Не брал лихвы, не был плут,
Делал то, что делать должно,
И без чина ты почтен" ("Время").
Показательно, что и многокомпонентные структуры с однородной подчинительной связью, реализуемой союзом "что", также делают акцент на негативных признаках, которые расцениваются как несвойственные определенному субъекту:
"Но пусть им здесь докажет муза,
Что я не из числа льстецов,
Что сердца моего товаров
За деньги я не продаю
И что не из чужих анбаров
Тебе наряды я крою" ("Видение Мурзы").
Контрастивность, противопоставленность двух точек зрения, ситуаций, моделей поведения представлена и полипредикативными единицами со связующим компонентом пусть (пускай), способствующим передаче авторской позиции, ее акцентированию как предпочтительной.
Следует заметить, что соподчинение придаточных частей достаточно частотно в поэзии Е. А. Боратынского и А. С. Пушкина, который придал этой структуре признаки периода, т. е. перевел придаточность в препозитивный блок, хотя у него представлены и однородные придаточные в постпозиции, в частности оформленные, как и у Г. Р. Державина, по модели "блажен, кто...". Ср.:
1.
"Блажен, воспел я, кто доволен
В сем свете жребием своим,
Обилен, здрав, покоен, волен
И счастлив лишь собой самим;
Кто сердце чисто, совесть праву
И твердый нрав хранит в свой век
И всю свою в том ставит славу,
Что он лишь добрый человек;
Что карлой он и великаном
И дивом света не рожден,
И оных чтить не принужден,
Что все сего блаженства мира
Находит он в семье своей;
Что нежная его Пленира
И верных несколько друзей
С ним могут в час уединенный
Делить и скуку и труды". ("Видение Мурзы").
2.
"Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто славы, денег и чинов
О ком твердили целый век:
NN прекрасный человек". ("Евгений Онегин").
Структурно эти строфы различаются тем, что А. С. Пушкин не подключает других средств связи и полностью реализует одну модель, избегая союза в последней строфе. У Державина наблюдается развернутость приглагольных связей за счет использования союза "что". Заслуживает внимания содержательный аспект и лексическое наполнение этих строф. Если Г. Р. Державин в определенной мере формулирует свое жизненное кредо и свое понимание нравственности, то у А. С. Пушкина оно предстает как бы в ироническом ключе: благонамеренность и следование житейским идеалам несвойственно ему как личности, хотя, возможно, и привлекательно.
Рассмотренный материал позволяет заключить, что одной из заметных синтаксических единиц в одах Г. Р. Державина является полипредикативная конструкция, основывающаяся на однородном соподчинении. Отличаясь многофункциональностью, она содействует информативному расширению и одновременно незатрудненному восприятию поэтической речи. Основываясь, прежде всего, на атрибутивной семантике, однородность на базе гипотаксиса способствует синтезу атрибутивных и предикативных значений и сосредоточивает внимание на динамических признаках.
"незнаменательная" лексика — подчинительные союзы и местоименные слова и становится способом связи строк и строф, обеспечивая их анафорическое единоначатие. В языке од Г. Р. Державина прослеживается четкая взаимосвязь служебных формантов, их целостная подача и — главное — их синкретизм, который проявляется на уровне взаимодействия реляционных значений (атрибутивно-локальных, уступительно-противительных, изъяснительно-определительных и др.), на уровне омонимических и полисемических значений по оппозициям вопросительность/относительность местоименных лексем, а также по линии реальность/потенциальность, утвердительность/отрицательность.
Все это способствует совмещению контрастных и уподобительных смыслов, многозначных, созвучных и противопоставленных слов и отвечает авторской устремленности к истине, добру и гражданственности.
Аксаков С. Т. Знакомство с Державиным // Собр. соч.: В 4 т. — М., 1955. — Т. 2: Воспинание. — С. 331.
Державин Г. Р. Избранная проза. — М., 1984. — С. 300.
— М. — Л., 1959. — С. 26.