Значение писем, как одного из важнейших материалов биографии и истории, давно оценено во всех литературах. Не много было русских людей, которые бы вели такую обширную и постоянную переписку, как Державин; еще реже бывало, чтобы переписка русского человека в такой степени полноты доходила до потомства. Большая часть переписки Державина сохранилась, и нам казалось тем нужнее издать ее, чем многообразнее были его сношения, чем строже упреки, которым он в недавнее время подвергался как общественный деятель и как частный человек. Переписка его должна или подтвердить эти обвинения, или, по крайней мере отчасти, опровергнуть их. Притом она составляет собрание документов, могущих служить к пополнению и поверке его «Записок».
Хотя многие из печатаемых нами писем, особенно в первом отделе тома, принадлежат к области так называемой официальной переписки; но от этого они не теряют всего своего исторического интереса — во первых, по характеру времени и событий, к которым относятся; во вторых, по характеру самых лиц, которыми писаны. В эпоху пугачевщины люди, участвовавшие в мерах к усмирению мятежа, были до того под влиянием тревожных слухов и страстных треволнений всякого рода, что официальные их письма нередко носят живой отпечаток общего настроения, и даже трудно провести определенную черту между ними и письмами частными.
Не менее живым содержанием отличаются позднейшие письма Державина по его сношениям с генерал-губернаторами олонецким и тамбовским, с которыми он, именно вследствие своей излишней запальчивости, и пришел в столкновение. Таким образом собрание его писем может, кажется, доставить не лишенные интереса черты для общественной истории России конца 18-го и начала 19-го столетия.
Обращаем внимание читателей, между прочим, на письма относящаяся к пугачевщине, во время которой Державин, будучи офицером Преображенского полка, командирован был на Волгу как член Секретной Комиссии; в своей совокупности эти письма представляют довольно полную и выразительную картину, с одной стороны, не всегда удачных мер защитников правительства, а с другой, — явлений бунта в данной местности; историк найдет здесь такие подробности, которые могли бы ускользнуть от него при изучении документов более общего содержания. — В письмах последующих эпох найдутся между прочим биографические известия о некоторых лицах, о коих до сих пор было слишком мало сведений, напр. о Капице (директор Казанской гимназии), о Грибовском, о П. О. Эмине, о Васильеве, о Поспелове (переводчик Тацита), об Антоновском (оба последние были мартинисты) и мн. др.
Обилием доставшейся нам переписки Державина обязаны мы частью тому, что поэт, всегда сам писавший свои письма, по крайней мере начерно, оставлял у себя отпуски их и сберегал все те, которые получал от других частью же и тому, что многие просвещенные лица, по призыву Академии Наук, доставили нам хранившиеся в руках их подлинные письма Державина. С признательностью приводим здесь имена их.
Следующие лица препроводили в наше распоряжение более или менее значительные собрания писем:
Отдельные письма сообщили: Вера Николаевна Воейкова, Николай Иванович Второв, Николай Васильевич Загоскин, Осип Михайлович Ковалевский, барон Дмитрий Оттонович Шспинг, Федор Васильевич Чижов, Григорий Козьмич Репинский, Леонид Михайлович Лобанов, Любовь Аникитична Ярцова и Антон Доминикович Ивановский.
Сверх того в пополнении собрания писем Державина приняли участие и лица, принадлежащие к составу Академии Наук, как-то: граф Федор Петрович Литке, Арист Аристович Куник, Петр Петрович Пекарский, Афанасий Федорович Бычков и Владимир Павлович Безобразов.
Некоторые письма списаны с подлинников, найденных в Государственном архиве; одно заимствовано из архива тамбовского губернского правления; немногие почерпнуты из журналов или газет, где в первый раз были напечатаны.
При таком богатстве скопившейся в наших руках переписки являлась необходимость отделить из нее то, что не только не имеет отношения к биографии или оценке Державина, но даже не представляет интереса для истории или характеристики его времени. Приняв это за общее правило, мы должны были руководствоваться им особенно при выборе писем разных лиц к Державину, и потому устраняли, например, все письма, не содержащие в себе ничего, кроме приветствий, рекомендаций, частных просьб или канцелярских отписок и т. п., тщательно сохраняя с другой стороны все, что не лишено значения для историка и биографа. Позволяем себе думать, что в числе напечатанных нами писем едва ли найдутся темы, которые бы могли быть исключены из этого собрания без ущерба для связи и полноты его.
обозначились отчасти уже и в самых рукописях поэта. Вот они:
I. Эпоха пугачевщины (1773 — 1775).
Источниками для этой части тома служили нам четыре толстые тетради, составленные самим Державиным под следующими заглавиями:
1) Черные мои отпуски по комиссии Пугачева, с собственноручным Примечанием на 1-й стр.: «Здесь малая часть моих черных отпусков находится; ибо в сей экстренной комиссии большей частью прямо набело писаны и отправляемы были, как за неимением при мне писарей, так иногда и для скорых надобностей». В этой тетради между немногими четко и чисто написанными бумагами собраны, впрочем (так же как и в остальных тетрадях) без всякого порядка, набросанные с чрезвычайною поспешностью и местами совершенно неразборчиво рапорты, сообщения, ордера и т. п. Здесь все бумаги писаны рукой самого Державина.
2) Ордера по комиссии бунтовщика Пугачева, с собственноручным на 1-й стр. Примечанием: «В сей книге но ошибке переплетчика не по порядку времени вплетены ордера; итак надлежит, ежели их рассматривать, то смотреть по подписанным числам на нижних краях листов, то есть со дня их отпусков». Это — собрание подлинных предписаний и ответов, полученных Державиным, во время его командировки на Волгу, от начальствовавших лиц: А. П. Бибикова, князя П. М. Голицына, князя Ф. Ф. Щербатова, графа П. И. Панина, П. С. Потемкина, Я. Л. фон-Бранта, П. И. Кречетникова, М. М. Лодыжинского, П. Д. Мансурова и др.
3) Сообщения и рапорты по комиссии Пугачева, — бумаги, писанные к Державину в эту же эпоху равными и подчиненными ему лицами, в том числе двумя его агентами, или, как сам он их называет, — «разведывальщиками», из крестьян, Серебряковым и Герасимовым.
4) Партикулярные письма во время бунта Пугачева, — письма Максимова, Лодыжинского, Иванова, Маврина, Симонова, кн. П. М. Голицына, П. С. Потемкина, Муфеля, Кологривова, Бушуева, Новосильцова и др. Между ними довольно много и немецких писем от лиц, занимавших разные должности когда подлинное письмо — собственноручное.
В 18-м веке грамматическое правописание было большою редкостью: даже из людей высокопоставленных и из тех, которые сами занимались авторством, почти никто не писал без грубых по нынешним понятиям ошибок. Нам казалось бесполезным испестрить целую книгу неверностями, не имеющими значения для внутренней, существенной стороны писем и только затрудняющими без всякой надобности чтение и понимание их. Дипломатическая точность в сохранении правописания может составлять важное условие при воспроизведении памятников старины; но при издании литературных трудов не слишком давнего времени надобность эта условливается только особенными целями.
В предисловии к 1-му тому нашего издания мы уже объяснили, почему не считаем полезным удерживать в печати правописание самого Державина: он в этом деле не руководствовался никакими положительными началами и не усвоил себе какой-нибудь постоянной орфографии. Точно так же странно было бы, например, печатать басни Крылова со всеми ошибками его правописания. Совсем другое дело — орфография таких писателей, которые последовательно основываются в ней на определенных правилах, как например Ломоносова или Карамзина: их сочинения должны быть печатаемы без всяких изменений и с этой чисто внешней стороны. Впрочем, мы не позволяли себе отступать от орфографии подлинных рукописей в тех случаях, когда особенности ее отражаются в самом произношении, и потому печатали например: до сех пор, обстоятельствы, сюды, крайний, карактер, тысяща, оне (вм. они), обоих (вм. обеих), Танбов, Синбирск и т. п. Все немецкие письма Каница напечатаны согласно с правописанием подлинников.
Чтобы читателю легче было находить связь между письмами разных лиц и разного времени, мы постоянно делали ссылки на предыдущие письма, упоминающие о тех же людях или предметах; что же касается до исторических и биографических примечаний, то, имея перед собою еще издание Записок Державина и его биографии, мы только тогда позволяли себе вдаваться в большие подробности, когда были уверены, что нам далее не встретится случая повторять их; сама необходимость сбережения места заставляла нас держаться в этих границах. По таким же соображениям некоторые письма не помещены в тексте, а отнесены, в виде лишь пояснений и притом отрывками, в примечания.
Хотя ссылки под письмами уже дают читателю некоторую нить для ознакомления с упоминаемыми в них обстоятельствами и лицами, однако же мы сочли необходимым, не дожидаясь следующего тома, теперь же приложить к издаваемой переписке подробный алфавитный указатель упоминаемых в ней имен и предметов; к которому присоединяем еще особый список лиц и мест, переписывавшихся с Державиным.
(в котором многих слов, а иногда и целых страниц невозможно разобрать) до самого тщательного письма.
2-ая и 3-я таблицы представляют почерки главных из лиц, с которыми он переписывался во время своей командировки на Волгу для распоряжений против Пугачева, а именно почерки: Бибикова
Наконец, на 4-й таблице собраны снимки с почерков некоторых из тех лиц, с которыми Державин вел переписку в позднейшее время, как-то: И. В. Гудовича, графа А. Р. Воронцова, княгини Дашковой, А. И. Васильева, княжны Урусовой, Козодавлева, Грибовскаго, Хераскова, Новикова, также матери Державина и первой жены его.
Приложенный к заглавному листу портрет снят с подлинника меньшей величины, написанного масляными красками Боровиковским и принадлежащего крестнице поэта, Марье Федоровне Ростовской. Он относится к последним годам царствования Екатерины II, — к тому времени, до которого доходит издаваемая ныне переписка, когда Державину было с небольшим 50 лет.
Примечания к тому 6
Настоящий том разделяется на две почти равныя половины. Первая заключает в себе окончание переписки Державина, от 1794 года до смерти его в 1816-м; вторая — его «Записки».
Помещенная здесь корреспонденция представляет такой же историко-литературный и биографический материал, как и вошедшая в V-й том: она касается всех сторон жизни поэта и множества современных ему общественных явлений. Между лицами, с которыми он переписывался, читатель встретить тут также имена многих из известнейших писателей и других деятелей эпохи. Для облегчения обзора писем, число которых достигло значительной цифры 1235-ти, здесь прилагаются, как и в предыдущем томе:
Записки Державина, в первый раз напечатанныя в Русской Беседе 1859 года, являются ныне в исправленном тексте, с дополнениями в примечаниях, с новыми историческими пояснениями, со ссылками на подлинные документы. Притом, пользоваться Записками будет теперь гораздо легче прежняго, при помощи следующих за ними Хронологическаго перечня их содержания и подробнаго Алфавитнаго указателя к целому тому.
тех случаев, когда подлинник писанный начерно с большою поспешностью, представляет неясности, недосмотры и т. п., или когда наш текст существенно отступает от изданнаго Русской Беседой. Указывая на такия несходства, я был однакож далек от всякой мысли осуждения уважаемых лиц, которым наша историческая литература обязана первым знакомством с любопытными Записками Державина: ошибки в чтении чрезвычайно неразборчивой скорописи поэта неизбежны для каждаго, кто не имел случая специльно изучить его почерк долговременным обращением с его бумагами. Впрочем мною оговорены только более значительныя отличия от напечатаннаго в первый раз текста; не столь крупныя, хотя и многочисленныя изменения остались неотмеченными. В издании московскаго журнала последние листы Записок Державина представляют в трех или четырех местах неболышие цензурные пропуски, ничем впрочем не обозначенные; в нашем издании эти пропуски отчасти пополнены; немногия затем слова, которыя не могли быть разрешены и академическою цензурою, заменены точками.
Место не позволило напечатать в этом томе большую часть относящихся к Запискам приложений, как например написанныя Державиным по разным случаям речи, его проект правил третейскаго суда, мнение о преобразовании Сената, о Евреях и прочем. Эти труды войдут в VII-й том, которым завершится собрание сочинений Державина. Затем биография его и разныя библиографическия дополнения составят, вероятно, еще особый том. Таким образом издание наше получило большие размеры и потребовало более времени, чем сначала предполагалось. При непредвиденном обилии собраннаго материала, оно и не могло подвигаться быстрее, так как все сопряженныя с ним многообразныя работы лежали на одном редакторе, и, если исключить некоторую помощь в чтении корректуры, ведены были им, от начала до конца, без сотрудников. Источники полученных мною со стороны или заимствованных примечаний везде указаны с возможною точностью. Из лиц, которыя с постоянным вниманием к изданию доставляли мне свои заметки на постепенно выходившие томы, я должен с особенною благодарностью назвать П. И. Бартенева и М. Н. Лонгинова. Имена других, благосклонно способствовавших к накоплению материала, которому издание обязано своею полнотою, были уже не раз приводимы; точнее они будут перечислены в конце его. Здесь прибавлю только, что в сообщении отдельных писем, принадлежащих к позднейшей корреспонденции поэта, приняли участие (кроме названных прежде) следующия лица: П. В. Анненков, Н. Н. Булич, Н. Н. Галкин-Врасский, П. А. Ефремов, М. Н. Лонгинов и А. Н. Пыпин. Сверх того В. С. Корсаков доставил между прочим несколько подлинных рескриптов императора Павла, также ряд писем генерал-прокурора Обольянинова и С. Н. Глинки, а Н. Н. Мурзакевич сообщил собрание ненапечатанных прежде писем Державина к В. С. Попову. Наконец, за участие в чтении корректуры, признательнаго упоминания заслуживает В. О. Кеневич.
Боровиковским около 1812-го года и принадлежит наследникам недавно умершаго А. О. Львова.