310. От Каница. Казань, 18 ноября 1779. (перевод с немецкого)
Достопочтенный друг. Проведя целый день за трудной работой, ищу вечером отдыха и замечаю, что нахожу его, когда пишу к вам. Так, и ум и сердце равно наслаждаются в беседе с благомыслящим другом.
В уединении кабинета воображаю, что сижу у вас в Петербурге; конечно мы бы прежде всего разговорились о делах; по наконец вы бы спросили меня, что нового я привез из Казани? И тогда я бы начал вам рассказывать и говорил бы до тех пор, пока сон и скука заставили бы вас зевать, а меня — убраться домой. — Итак, лучше всего оставаться мне в своей комнате и отсюда сказать вам, что г. губернатор, супруга его и г-жа Булыгина послезавтра отправляются отсюда в Петербург. Вместе с тем должен я сообщить вам, как литературную новость, что г. губернатор теперь стал показывать более сочувствия и расположения к моим трудам. Он просил у меня моего рассуждения о найденных здесь костях и рогах чужеродных животных, чтобы доставить его, вместе с самыми костями, г-ну Домашневу1. Я переделал эту статью и имею честь приложить с нее .
г-ну Домашневу. Я велел перечертить план начисто. — Вот как переменяется свет! — «О! да это — старо»! скажете вы. — Подождите, нетерпеливый друг, подождите: я сейчас прибавлю и новое. Ваш родимый город... «Что с ним сделалось? сгорел он что ли, потоплен»? — Нет, он вновь — «вы хотите сказать, выстроен? это я и без вас знаю». — нет, я не это хочу сказать; а то, что ваш родимый город представлен в новых, прекрасных видах, которые с него сняты. Я снял посредством камеры-обскуры двадцать видов с лучших мест в городе, и между ними один общий вид Казани. Может быть, они понравятся Государыне; а вы, любезнейший друг, конечно порадуетесь, что ваша обновленная родина является такою красивою, живописною. — Теперь позвольте, дорогой друг, искренно поблагодарить вас за ваше последнее письмо и за выраженные в нем благородные мысли. Вы требуете, чтоб я писал к вам не иначе, как по-немецки2. — Хорошо, я на это охотно соглашаюсь; но и вы не должны винить меня в том, что будто бы я подслащаю свои письма медом лести.
Хотите ли слышать, добрейший друг, в каком положении мое дело? — Может быть, в хорошем. Вот обстоятельства: две недели тому назад г. Херасков писал мне, чтобы я поскорее прислал к нему две просьбы, — одну к Императрице, а другую к Ивану Ивановичу, дабы можно было обе вручить обер-камергеру, который обещал дело мое представить Ее Величеству чрез статс-секретаря Безбородко и энергически поддержать его. Обе просьбы были уже готовы и ожидали только почтового дня. Между тем г. губернатор раз вечером разговорился со мной о постройке новой гимназии и сказал, что доложит о том Императрице, но наперед переговорит с Иваном Ивановичемъ; он надеялся, что резолюция на это не залежится у г. Безбородко. При этом случае я сообщил ему и свою надежду, что Иван Иванович чрез того же статс-секретаря доведет до Императрицы мое прошение. Он спросил меня, в чем оно состоит, и когда я ему все рассказал, то он отвечал мне: «Вы сделаете мне величайшее удовольствие, если отдадите мне свою просьбу к Государыне. Я сам вручу ее Ивану Ивановичу и вместе с ним буду усерднейше хлопотать за ваше счастье. Я не дам покою и Безбородке, который мне друг. Какая мне будет истинная радость, когда я успею помочь вам! я знаю, как вы это заслуживаете.» — Все это сказал он с явными дружбы: я отдал ему свою , по просил, чтобы он был так милостив и дал ей ход не один, а вместе с Иваном Ивановичем, так как последний — мой начальник и уже обещал принять участие в этом деле, а притом в просьбе положительно выражено, что меня ободрили к этому ходатайству сами гг. кураторы. — Он обещал. — тем не менее прошу вас, дорогой друг, напомнить г. губернатору, чтоб он не отдавал просьбы, не переговорив наперед с Иваном Ивановичем, потому что иначе И.И. мог бы рассердиться. Губернатор знает, что вам, как моему доброжелателю, дело это известно; следовательно вы имеете право с ним о том говорить.
Я уведомил Михаила Матвеевича об этом обстоятельстве и просил его сообщить о том Ивану Ивановичу, которому также написал; он еще в Москве и приедет в Петербург после г. губернатора; но этот мне обещал, что он приостановит план строения для гимназии, а также и мое дело до прибытия в Петербург обер-камергера, чтоб объясниться с ним о том и о другом.
Вот, любезнейший друг, в каком положении мое дело; поручаю его вашему доброжелательному благоразумию: будучи на месте, вы всего лучше поймете, что может послужить в пользу его. — Василию Ипатьичу3
Поручаю себя вашему дружескому воспоминанию и остаюсь ваш вернейший слуга
Ю.Ф. Каниц
Примечания
1 См. № 272, в прим. Серг. Герас. Домашнев был директором Академии Наук с 1775 до 1783 г.
2
3 См. № 306.