411. От Свистунова. Петрозаводск, 25 мая 1786.
М. г., Г.Р. Вы не можете вообразить себе, в каком грустном положении мы здесь находимся: злоба известного вам гонителя не пропустила употребить всех способов к наиприлежнейшому отысканию какого-нибудь случая, к которому бы по должности моей можно было ко мне придраться и удовлетворить свое мщение; — но как в том ему не удалось, ибо к чему он ни начинал придираться, везде ему открывалось, что он сам тому причиною и началом; то наконец мщение его вот какое средство избрало: неоднократно при собрании всех здешних чиновников начинал порочить вас в отправлении вашей должности и в том всего вину относил на одного меня, говоря, что я был главною причиною всех между им и вами неустройств и несогласий, и что будто я, узнав ваше самолюбие, напал на вас с сей слабой стороны и, употребя лесть, вкрался в вашу доверенность, и управлял вами, как мне хотелось, что даже не устыдился стараться втвердить и Харитону Лукичу1, от которого я сие и услышал, что также и Ставицкий2, этот зловредный мерзавец, свидетельствует и в прочить домах утверждает.
О Боже мой! как злоба людская нагла! она для пищи своей ничего не щадит и для нее нет ничего на свете священного; если бы все люди на свете были заражены до такой степени самолюбием, как вы, и такую лесть употребляли в своих поступках, как я, то бы давно и имена сии в роде человеческом забыты были. Не хотят представить себе очевидного и неопровергаемого доказательства; если бы я тогда, когда вы были здесь, старался только лестью вкрасться в вашу благосклонность, не чувствуя в душе моей истинной к вам привязанности, то что бы меня теперь оставляло так твердо и постоянно к вам приверженным и для чего бы я, так же как и прочие, не мог перевернуться и, согласясь с злодеями вашими, обще с ними ругать и поносить вас, как они поносят, естли бы я действительного в душе моей не имел отвращения от столь гнусной подлости.
Потом г. Ставицкий, желая более угодить ему, начал меня везде ругать и, всячески злословя, всех уговаривать, чтобы никто со мною не знался и в дом ко мне не ходил, если не хочет подвергнуть себя гневу его в-пр.... Но как, за всеми сими его стараниями, не перестал ходить ко мне один только Петр Эникеевич Сальков3, и не прервал со мною знакомства Иван Макарович Голодович4, потому что он живет со мною в одном доме, а прочие уже все от меня как от чумы бегают; то злоба его и сим не удовольствовалась: он неоднократно начинал и их уговаривать, Салькова — чтоб перестал ко мне ходить, а Голодовича — чтоб перешел на другую квартиру и разорвал со мною знакомство; а когда получил от них ответы, несогласные с своим желанием, то с ними поссорился и открыл себя им явным злодеем и всякими выдуманными нелепостями озлословил по городу свояченицу Голодовичеву Афимью Павловну.
И наконец его в-пр. чрез Ушакова5 в переходе в другое место, куда я захочу, но под своею командою уже никак меня оставить не может.
Каковыя шиканствы и с часу на час возрастающие противу меня злодействы принудили меня наконец ото всех скрыться и, сказавшись больным, не выходить никуда из четырех стен, даже и в присутствие. Но подумайте, м. г., каково ж жить в такой ссылке и быть насмешкою и ругательством всех. Кого я удостоверить могу и чем, что я безвинно извергнуть из общества, когда все общество, каково оно ни есть, меня ненавидит и ругает? Надобно всякому самому пожить в Петрозаводске и удостовериться самым опытом, каковы здесь люди; а если пересказывать кому стороннему, то не поверят и сочтут того ругателем и самым человеком беспокойным и вредным, и конечно больше сделают доверенности 20-и или 30-и голосам, нежели одному. Следовательно я неминуемо должен буду надолго потерять хорошее мнение и прослыть человеком вредным и в обществах нетерпимым, хотя я ни малейшей причины не подал ни к какому огорчению, а многим и совсем не знаком. Как много я завидую всем тем, которые вместе с вами отсюда выехали! они давно спокойны, а я и поныне мучусь нестерпимо, да и вперед надолго мучиться должен.
Я поныне на всякой почте ожидал своего отпуска, почему и считал за лишнее просить в том вашего вспоможения; но ныне, выходя уже из терпения, прошу вас, сделайте милость, отпишите къкому нибудь понадежнее, чтобы меня поскорее отсюда выпустили: я рад хоть год или более прожить праздно и без всякого места, лишь бы избавиться такого мучения, какое я здесь терплю. От имени вашего я писал к Николаю Александровичу (Львову) и ко Льву Васильевичу (Тредьяковскому) и просил их всех вспоможения, но ни от кого из них и ответа не получил. Меня Иконников6 сперва уведомлял, что определение об отпуске моем сделано вместе с Грибовским7. Однако указ об отставке Грибовского уже две неделе как получен, а обо мне и поныне ничего нет. Впрочем с истинным моим высокопочитанием и т.д.
Примечания
1 Зуеву, губернатору.
2 См. № 359.
3 Стряпчий уголовных дел в олонецком верхнем земском суди, артиллерии поручик.
4
5 Экономии директора, капитана 2-го ранга, Александра Андреевича Ушакова.
6
7 См. там же, прим. 2.