Колесница Течет златая колесница По расцветающим нолям; Сидящий, правящий возница, По конским натянув хребтам Блестящи вожжи, держит стройно, Искусством сравнивая их, И в дальнем поприще спокойно Осаживал скок одних, Других же, к бегу побуждая, Прилежно взорами блюдет; К одной, мете их направляя, Грозит бичом иль им их бьет. Животные, отважны, горды. Под хитрой ездока уздой Лишенны дикия свободы И сопряженны меж собой, Едину волю составляют, Взаимной силою везут; Хоть иод ярмом себя считают, Но, ставя славой общий труд, Дугой нагнув волнисты гривы, Бодрятся, резвятся., бегут. Великолепный и красивый Вид колеснице придают. Возница вожжи ослабляет, Смиренством коней убедясь, Вздремал. - И тут врасплох мелькает Над ним черна тень, виясь, Коварных врагов, своевольных: Кричат - и, потемняя путь, Пужают коней толь покойных. - Дрожат, храпят, ушми прядут И, стисяув. сталь, во рту зубами, Из рук возницы вожжи рвут, Бросаются, и прах ногами Как вихорь под собою вьют; Как стрелы, из лука пущенны, Летят они во весь опор. От сна возница возбужденный Поспешно открывает взор. Уже колеса позлащенны Как огнь, сквозь пыль кружась, гремят; Ездок, их шумом устрашенный, Вращая побледнелый взгляд, Хватает вожжи, но уж поздно; Зовет по именам коней, Кричит и их смиряет грозно; Но уж они его речей Не слушают, не понимают, Не знают голоса того, Кто их любил, кормил, - пыхают И зверски взоры на него Бросают страшными огнями. Уж дым с их жарких морд валит, Со ребр льется пот реками, Со спин пар облаком летит, Со брозд кровава пена клубом И волны от копыт текут. Уже, в жару ярясь сугубом, Друг друга жмут, кусают, бьют И, по распутьям мчась в расстройстве, Как бы волшебством обуяв, Рвут сбрую в злобном своевольстве; И, цели своея не знав, Крушат подножье, ось, колеса, Возница падает под них. Без управленья, перевеса, И колесница вмиг, Как лодка, бурей устремленна, Без кормщика, снастей, средь волн, Разломанна и раздробленна В ров мрачный вержется вверх дном. Рассбруенные Буцефалы, Томясь от жажды, от алчбы, Чрез камни, пни, бугры, забралы Несутся, скачут на дыбы, - И что ни встретят, сокрушают. Отвсюду слышен вопль и стон, Кровавы реки протекают, По стогнам мертвых миллион! И в толь остервененьи лютом, Все силы сами потеряв, Падут стремглав смердящим трупом, Безумной воли жертвой став. Народ устроенный, блаженный Под царским некогда венцом, Чей вкус и разум просвещенный Европе были образцом; По легкости своей известный, По остроте своей любим, Быв добрый, верный, нежный, честный И преданный царям своим, - Не ты ли в страшной сей картине Мне представляешься теперь? Химер опутан в паутине, Из человека лютый зверь! Так, ты! о Франция несчастна, Пример безверья, безначальств, Вертеп убийства преужасна, Гнездо безнравья и нахальств. Так, ты, на коей тяжку руку Мы зрим разгневанных небес, Урок печальный и науку, Свет изумляющие весь. От философов просвещенья, От лишней царской доброты, Ты пала в хаос развращенья И в бездну вечной срамоты. О вы, венчанные возницы, Бразды держащие в руках, И вы, царств славных колесницы Носящи на своих плечах! Учитесь из сего примеру Царями, подданными быть, Блюсти законы, нравы, веру И мудрости стезей ходить. Учитесь, знайте: бунт народный Как искра чуть сперва горит, Потом лиет пожара волны, Которых берег небом скрыт. 1793; 1804 |
Примечания
Отклик на революционные события во Франции.
Комментарий Я. Грота
Граф Сегюр в своих Записках (т. II, стр. 409), говоря о слабости и шаткости французского правительства в начале революции, замечает между прочим: «Престол был похож на колесницу, у которой сломалась ось, и лошади уже не повинуются вожжам». Ту же мысль события Франции внушили Державину: он начал это стихотворение, когда 31 января 1793 года в Петербург пришло известие о совершившейся 10-го (21) числа казни Людовика XVI. Есть много современных свидетельств о сильном впечатлении, какое эта роковая весть произвела у нас. Особенно поражена была сама императрица. «С получения известия о злодейском умерщвлении короля французского», пишет Храповицкий 2-го февраля, «ея величество слегла в постель и больна и печальна». Стихи Державина, как он говорит в своих Объяснениях, оставались однакож неконченными до 1804 года. Не зная, в какой степени они не были доделаны, мы, по принятому нами общему правилу, относим их тем не менее ко времени их происхождения. В апреле 1804 года граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин, в письме от 18-го числа из Москвы, благодарил Державина за присылку Колесницы (вероятно в печатном экземпляре) и прибавлял: «Напрасно не поставили вы своего имени; все те, которые у меня оную читали, единогласно сказали, что это вашего пера. Копиев (т. е. копий) столько писец мой писал по требованиям желающих, что думаю, он знает ее теперь наизусть. В том числе ваш Николай Алексеевич (Дьяков, шурин Державина). По данному мне от вас позволению, хотел-было я оную напечатать в журнале, но Николай Алексеевич сегодня у меня обедал и сказал мне, чтоб я погодил и не печатал, покуда он с вами перепишется, что я обещал. Причину и примечание вы от него узнаете, по словам его, с сею же почтою». Несколько позже, именно 12 мая того же года, тогдашний с-петербургский гражданский губернатор, Сергей Сергеевич Кушников, по требованию Державина, доставил ему билет на выпуск из типографии пьес Колесница и Фонарь (см. письма разных лиц к Державину и вторую пьесу под 1804 г.). Спустя около двух месяцев, 5-го июля, наш поэт писал между прочим И. И. Дмитриеву: «Гр. Хвостов нарочным письмом выпросил у меня позволение напечатать в своем журнале Колесницу и Фонарь. Я позволил» (см. 9-е из Писем Державина к И. И. Дмитриеву, напечатанных М. А. Дмитриевым в № 10 Москвитянина 1848).
Таким образом стихи Колесница почти в одно и то же время появились как отдельно в Петербурге, так и в Друге просвещения за июль 1804 г. (ч. III, стр. 8), — журнале, который издавали в Москве граф Д. Хвостов, П. Голенищев-Кутузов и гр. С. Салтыков. В издании 1808 г. эта пьеса помещена ч. II, XXXIX.
Для большего удобства при ссылках мы разделяем оду так, как она была разделена при напечатании ея в 1804 г.; в издании 1808 первые четыре отдела соединены в один; то же сделано там с отделами 7 и 8.
Рисунки особого пояснения не требуют.
1. Седящий, правящий возница. — В оттиске 1804 г. сидящий, но в издании 1808 и в рукописях так, как в нашем тексте.
2. Вращая побледнедый взгляд. — В последних Смирдинских изданиях прилагательное побледнелый поставлено между запятыми и таким образом отнесено не к взгляду, а к ездоку; но так как ни в рукописях Державина, ни в напечатанных при нем текстах Колесницы мы не находим такой пунктуации, то и не решаемся, приняв ее, дать произвольное толкование выражению поэта. Нам напротив кажется, что в мыслях его вовсе не было той мудреной расстановки слов, которая этими двумя запятыми ему приписывается, и что скорее он мог позволить себе неточность, заключающуюся в приложении эпитета побледнелый к слову взгляд.
3. Уж дым с их жарких морд валит. — Ср. в 7-й строфе Водопада (стр. 461) стихи: «Ретивый конь, .... жарку морду подняв» и проч.
4. Безумной воли жертвой став. — Для сравнения укажем на басню Крылова Конь и всадник, которая как по основной мысли, так и по некоторым подробностям представляет сходство с этой пьесой Державина. В басне конь, с которого снята узда, кончает тем, что
Не слушая слов всадниковых боле,
Он мчит его во весь опор
Черезо все широко поле.......
И сбросил наконец с себя его долой;
А сам, как бурный вихрь, пустился,
Не взвидя света, ни дорог,
Поколь, в овраг со всех махнувши ног,
До смерти не убился.
5. Свет изумляющие весь. — В 1804 г., как в отдельном издании Колесницы, так и в Друге просвещения, было напечатано следующее примечание Державина к этому стиху: «Не было бы удивительно, если бы несчастие Франции произошло от софистов, или суемудрых писателей, а также от поступок злобного государя; но когда народ был просвещен истинным просвещением и правительство было кроткое, то загадка сия принадлежит к разрешению глубокомысленных политиков»!
ним приписаны рукой самого поэта четыре заключительные стиха, очевидно в 1804 г., перед напечатанием, одновременно с предыдущим примечанием, которое тут же торопливо набросано на полях. Но в другой, более старой, отдельной рукописи этого стихотворения находится после выписанного стиха иное заключение, которое втрое длиннее напечатанного. Оно тщательно зачеркнуто, однакож легко могло быть разобрано, и приводится здесь:
веру
И мудрости стезей ходить.
Учитесь, знайте: бунт народный,
Как искра, чуть сперва горит,
Потом лиет пожара волны,
Которых берег небом скрыт.