Ода на великость
Живущая в кругах небе У Существа существ всех сущих, Кто свет из вечной тмы вознес И твердь воздвиг из бездн борющих, Дщерь мудрости, душа богов! На глас моей звенящей лиры Оставь гремящие эфиры И стань среди моих стихов! Возлегши на твоих персях, Наполнясь твоего паренья, Я зрю, — блистает свет в очах; Я мню, — перо творит веленья! Восторгся дух зарей в чертог! Страны вселенныя, взирайте, Божествен образ познавайте: Великость в человеке — Бог! Светила красныя небес, Теперь ко мне не наклоняйтесь; Дубравы, птицы, звери, лес, Теперь на глас мой не сбирайтесь: Для вас высок сей песни тон. Народы! вас к себе сбираю, Великость вам внушить желаю, И вы, цари! оставьте трон. Ногою став на черный понт, Чрез мрак и чрез пары стремящи Тавр всходит в вышний горизонт; Не может вихрь его ярящий Нимало сердце колебнуть: Он бурей треск уничтожает, Он молний блеск пренебрегает, Бессилен гром его тряхнуть. Высокий дух чрез все высок, Всегда он тверд, что ни случится: На запад, юг, полнощь, восток Готов он в правде ополчиться. Пускай сам Бог ему грозит[1], Хотя в пыли, хоть на престоле, В благой своей он крепок воле И в ней по смерть, как холм, стоит. Из мрачной древности времен Великий дух мне в слух разится; Алкид, геройством возбужден, Прогнать из света злобу тщится. Он в путь течет средь бездн, средь блат, Из корней горы исторгает, Горами страшными бросает, Шагами потрясает ад[2]. Когда богам не можно быть Никак со слабостьми людскими, То должен человек сравнить Себя делами им своими. На что взноситься в звездный трон? Петра Великого лишь зрети, Его кто может дух имети, Богам подобен будет он. Востока царь, полсвета страх, Подсолнечной желатель трона, Не тем велик в моих глазах Попратель града Вавилона, Что скипетры под ним лежат, Но что, быть мнивши кубок с ядом, Приял, не возмутился взглядом[3], Яко божественный Сократ. Судьбина если не дала Кому престолом обладати, Творити Титовы дела, Щедроты смертным изливати, — И в нижней части можно быть[4]. Пресвыше, как носить корону: Чем быть подобному Нерону, То лучше Епиктитом слыть. Терпеть, страдать и умереть С неколебимою душою, Такою ревностью гореть, Мужался Регул каковою, — Преславно тако кончить дни! Бездушные Сарданапалы Сто раз пред Белизаром малы, Хотя блаженствуют они. Небесный дар, краса веков, К тебе, великость лучезарна, Когда средь сих моих стихов Восходит мысль высокопарна, Подай и сердцу столько сил, Чтоб я тобой одной был явен, Тобой в несчастьи, в счастьи равен, Одну бы добродетель чтил. Луны у нас в полудни нет, Она средь нощи нам блистает, А если солнце день дает, — По бурях краше нам сияет. Велик напастьми человек! В горниле злато как разжженно От праха зрится очищенно, Так наш бедами бренный век. Услышьте, все земны владыки, И все державныя главы! Еще совсем вы не велики, Коль бед не претерпели вы! Надлежит зло претерть пятой, Против перунов ополчиться, Самих небес не устрашиться Со добродетельной душой. Богини, радости сердец, Я здесь высот не выхваляю: Помыслит кто, что был я льстец; Затем потомкам оставляю Гремящу, пышну ону честь: Россия чувствует, налоги[5], Судьбы небес как были строги Монархини сей дух вознесть. Она пожары, язвы, глад, Свирепы бунты укротила; Всех зол зиял на нас как ад, Она беды все отвратила: Магмету стерла гордый рог; Превыше смертных щедрой власти, Была покров нам в лютой части, Как был на нас Сам в гневе Бог. Уже дымятся алтари Душе превыспренней, парящей, Среди побед, торжеств зари Своим величеством светящей: Россия празднует жену. Но что за гром мне ударяет? Екатерине мир взывает: Ты свергла Змия и Луну! 1774 |
Комментарии Я. Грота
Эта ода, как видно из последних строф ея, относится отчасти к Екатерине II и внушена блистательными победами ея войск в борьбе с Пугачевым и с Турками («Ты свергла Змия и Луну»).
1. «Когда на Иова праведного ниспосланы были бедства, то сам Бог, искушая его, призвал духа и велел коснуться плоти его». Д.
2. См. у Ломоносова в оде 6, строфу 10:
«Я духом зрю минувше время,
Там грозный злится исполин и проч.
Он ревом бездну возмущает,
Лесисты с мест бугры хватает
И в твердь сквозь облака разит».
Это соответствует § 158 его Риторики: «Увеличение вещей к составлению вымыслов весьма способно» и т. д.
3. Как кажется, воображение Державина сильно поражено было этой чертой из жизни Александра Македонского. Ср. Том I, стр. 114.
5. См. выше в 9-й строфе оды На постоянство (стр. 285): Налоги несчастия.