К Н. А. Львову

Стократ благословен тот смертный,
Кого не тяготит печаль,
Ни зависть потаенным вздохом
Ни гордость громогласным смехом
Не жмут, не гонят со двора.

Сокрыта жизнь твоя в деревне
Течет теперь, о милый Львов!
Как светлый меж цветов источник
В лесу дремучем. Пусть другие,
Взмостясь, из терема глядят,

Как на златые колесницы
Зевает чернь, как ратный строй
В глаза ей мещет блеск от ружей,
И как она, волнам подобно
От бурь, от всадников бежит;

Как витязи в веках позднейших
В меди иль в мраморе себя
Со удивленьем созерцают
И плещут уж заране в длани,
Что их народ боготворит.

Но ты умен — ты постигаешь,
Что тот любимец лишь небес,

Иль сладко спит, иль воспевает
О боге, дружбе и любви.

Восток и запад расстилают
Ему свой пурпур по путям;
Ему благоухают травы,
Древесны помавают ветви
И свищет громко соловей.

За ним раскаянье не ходит
Ни между нив, ни по садам,
Ни по холмам, покрытых стадом,

Ни меж озер и кущ приятных, —
Но всюду радость и восторг.

Труды крепят его здоровье;
Как воздух, кровь его легка;
Поутру, как зефир, летает
Веселы обозреть работы,
А завтракать спешит в свой дом.

Тут нежна, милая супруга —
Как лен пушист ее власы —
Снегоподобною рукою
Взяв шито, брано полотенце,
Стирает пот с его чела.

Целуя раскрасневши щеки,

Где по соломе разной шерстью
Луга, цветы, пруды и рощи
Градской своей подруге шьет.

«О! если бы, —она вещает, —
Могло искуссвто, как природа,
Вливать в сердца свою приятность, —
Сии картины наши сельски
К нам наших созвали б друзей!

Моя подруга черноброва,
Любезна, мила горожанка,
На нивах златом здесь пленившись,

Свой в граде храмовидный дом».

«Ах, милая! — он отвечает
С улыбкой и со вздохом ей, —
Ужель тебе то неизвестно,

Природа самая мертва!»