На смерть Бибикова
Тебя ль оплакивать я должен, О Бибиков! какой удар! Тебе ли кипарисны лозы И миро я на гроб несу? Едва успел тобой быть знаем, Лишен тебя я роком лютым, Погиб с печали разум мой! Твои достоинства лишь вспомню, Сердечны разверзаю раны И вновь терплю твою я смерть. Твои заслуги и почтенье От всей к тебе твоей страны Уже столь громки и велики, Что время их не может скрыть. У всех, кто любит добродетель, В сердцах твой образ будет вечен. Внемли! — Там Муз несется стон[1]; На щит облегшися Беллона[2], На лаврах Росс, Минерва плачут[3], На блеклых миртах Гименей[4]. He показать мое искусство, Я здесь тебе стихи пою, И рифм здесь нет в печальном слоге[5], Но благодарности лишь знак. Усердное мое почтенье И воздыханий чувство нежно Я здесь изобразить хочу: Пускай о том и все узнают, Что, вместо мавзолея вечна, Я пролил слезы над тобой. Иные чтут одну Фортуну, Смотря на выгоды свои, И дар поэзии священной Приносят только ей одной: Но я пред сей царицей мира Моих цветов не рассыпаю, А сыплю их на пепел твой; Желаю только, чтоб сказали: «Он верно любит добродетель, Что пишет ей свои стихи.» Но чтоб мне смерть твою прехвальну, Герой! печальнее воспеть, Оттоль я собрал черны тени, Где в подвиге погас твой век. He лавр исторгши у Пруссаков, He побеждаючи Сармат[6]; Ho став отечества щитом, Крамолу ты разя, скончался. О, коль такой конец прекрасен! Он всех других славней побед. Ты, зря на предстоящих слезных, Рек: «Жаль отца, жену и чад, Но награждающа заслуги Екатерина призрит их; Отечество жалею больше!»[7] И с словом сим сомкнул вздыханье; Но твой и мертвый вскрытый взор Еще показывал героя, И молнией грозил ехидне — И тут раздался страшный гул! Пустыни вретищем покрылись, Весна уныла на цветах[8]; Казань вострепетала в сердце; Потух горящий воев дух; Спешат писать увещеванья: «Мужайтесь, бодрствуйте!» вещают, Но тщетно!... Нет уже тебя! Расстроилось побед начало[9]; Сильнее разлилася язва; Скрепился в злобе лютый тигр. Тогда цена твоя позналась Рыданьем сограждан твоих, Успехом бунта и крамолы, Паденьем скорым многих стран. «Блажен!» рекли российски вожди: «Он в лучши дни живот оставил, Когда о нем жалеют все.» — Славнейший стран опустошитель Ведет проклятье за собою; Защитник — славу и любовь. О ты, отечества ревнитель, Ему до гроба верный сын! Прости, прости, что оставляю Воспеть тебе я Россам гимн. Они, пролив потоки слезны, Поставят в честь того трофей, Кого желали зреть цари[10]. — Их некогда потомок поздний Прочтет на мраморной гробнице Сии нелестные слова: «Он был искусный вождь во бранях, Совета муж, любитель муз, Отечества подпора тверда, Блюститель веры, правде друг; Екатериной чтим за службу, За здравый ум, за добродетель, За искренность души его. Он умер, трон обороняя: Стой, путник! стой благоговейно[11]! Здесь Бибикова прах сокрыт[12]!» 1774, 1790-е гг. |
Комментарий Я. Грота
Генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков был послан, в конце 1773 тода, в Казань для усмирения Пугачевского бунта. Дождавшись там войска и окончив нужные распоряжения, он отправился в Оренбург, но на пути занемог от чрезмерных напряжений и умер в Бугульме 9 Апреля 1774, 44-х лет от роду. Державин, которого он перед отъездом из Петербурга принял к себе на службу, находился в то время, по его поручению, около Саратова и, сильно пораженный неожиданною вестью о кончине любимого начальника, написал эти стихи.
Ода на смерт генерал-аншефа Бибикова явилась вскоре после того в книжке: Оды переведенные и сочиненные при горе Читалагае, напечатанной Державиным в 1776 г. (см. наше Предисловие в этом томе Сочинений Державина); потом была помещена с исправлениями в издании 1798 г., стр. 191, а оттуда перешла в издание 1808 г., ч. I, XLIV. Окончательная редакция относится к 1790-м годам: в рукописи этого времени настоящая ода помещена еще без больших перемен; но на полях, рукою И. И. Дмитриева, написаны многие стихи, а местами и целые строфы ея вновь, более гладким языком. Однакож Державин после переделал большую часть оды иначе, приняв только некоторые из предложенных ему перемен. Любопытно видеть, как Дмитриев поправлял Державина и как последний смотрел на эти поправки, a потому мы, начиная, с второй строфы (первая осталась нетронутою), представляем варианты по рукописи 90-х годов, под ними же, в скобках, и все изменения Дмитриева, означая курсивом те из них, которые были приняты Державиным. Первоначальная редакция пьесы будет нами помещена в своем месте, в тексте Читалагайских од.
Державин до конца жизни сохранял глубокое уважение к памяти Бибикова и, узнав, что сын покойного готовит Записки о жизни и службе его, набросал несколько теплых строк о своем бывшем начальнике, которые и напечатаны в начале этой книжки, изданной в 1817 году.
1. Там Муз несется стон. — «Он был охотник до наук, особливо до стихотворства, и под особливым его попечением была в измайловском полку школа, из коей многие вышли с талантами люди» (Об. Д.). Бибиков с 1765 г. причислен был за отличие к измайловскому полку.
2. На щит облегшися Беллона. — Произвольно составленное слово облегшися, в смысле опершись, употреблено также, но с другим ударением, во 2-м стихе оды Ключ (см. под 1779 годом). Впрочем в одной рукописи оды на смерть Бибикова мы находим: облокотясь; в другой: там опершись.
3. На лаврах Росс, Минерва плачут. — «В Минерве подразумевается императрица» (Об. Д.). Многие давали Екатерине это название: и Вольтер в 1769 г. сказал ей в стансах, написанных по случаю взятия Хотина:
«О Minerve du Nord! o toi, soeur d'Apollon!»
(Oeuvres de Voltaire, изд. Beuchot, т. XII, стр. 544).
4. Ha блеклых миртах Гименей. — «Сим подразумевается печальная по нем супруга» (Об. Д.).
5. И рифм здесь нет в печальном слоге. — Из этого стиха видно, что по тогдашним понятиям Державина стихи элегического содержания легче всяких других могли обойтись без рифмы. Через 10 лет он в такой же точно форме написал оду На приобретение Крыма (см. под 1784 г.). Вообще он очень редко позволял себе употреблять белые стихи.
6. He лавр исторгши у Пруссаков, He побеждаючи Сармат. — «Он со славою служил в прусскую семилетнюю войну и взял генерала Вернера в плен; в Польше с успехом начальствовал против конфедератов в 1772 и 73» (Об. Д.).
7. Отечество жалею больше. — «Умирая говорил он: He жалею о детях и жене: государыня призрит их; жалею об отечестве» (Пушкин, в конце главы V-й Ист. Пуг. бунта). — Державин в примечании к Читалагайским одам прибавляет, что эти слова «были сказаны покойным, когда бывшие с ним стали представлять ему, чтоб он просил монархиню о неоставлении семьи его».
надели волосяные рубахи, наложили на себя пост и молились о душе усопшего.
9. Расстроилось побед начало. — По смерти Бибикова власть новаго главнокомандующего, князя Щербатова, была ограничена; в действиях начальников не было единодушия, и Пугачев опять усилился.
10. Кого желали зреть цари. — Фридрих II очень уважал Бибикова как полководца, и во время польской кампании изъявлял ему желание увидеться с ним. Письмо прусского короля по этому предмету напечатано в Записках о жизни и службе Бибикова, стр. 187. Бибиков отвечал, что «принужден жертвовать службе удовольствием видеть короля прусского».
11. Стой, путник! — У Римлян ставили гробницы при дорогах, чтобы чаще напоминать живым об умерших; так произошло выражение: Sta, viator! Эту форму обращения в эпитафии новые поэты переняли у древних так же неосновательно, как и многое другое.
12. Здесь Бибикова прах сокрыт. — По свидетельству составителя Записок о жизни и службе Бибикова (стр. 322) и по замечанию Пушкина (Примеч. 19 к гл. V Ист. Пуг. бун.) эту строфу предполагалось вырезать на гробнице Бибикова. Действительно, в рукописях Державина она встречается и отдельно, как эпитафия. Замечательно, что смерть Бибикова была также оплакана масонами в одной из их песен, где между прочим к нему так обращаются: