• Приглашаем посетить наш сайт
    Аверченко (averchenko.lit-info.ru)
  • Первая песнь Пиндара пифическая

    Первая песнь Пиндара пифическая

    
    
    
    1. Златая арфа Аполлона,
    Подруга чернокудрых Муз!
    Твоим в молчаньи звукам внемлет
    Монарх веселья, пляска, лик;
    Когда же, хором управляя,
    Даешь к совосклицанью знак, —
    Огнь быстрый, вечный, вседробящий,
    Ты можешь молньи потушить[1]!
    
    2.Сидит на скипетре Зевеса
    Орел, пернатых царь, и, вниз
    Спустя высокопарны крылья,
    Во сладостном забвеньи спит.
    Приятна мгла, смежая вежды,
    Главу его на перси гнет;
    Бряцаньем тихим утомленный,
    Чуть зыблется хребет его.
    
    3.Свирепый Марс склоняет долу
    Свое кроваво острее;
    Утехой сердце упоенно,
    Смягчась, пленяется его.
    И самые бессмертны боги
    Забав сражаются от стрел,
    Какие персты Феба мещут
    И нежны груди Пиерид.
    
    4.Но тот, кого Зевес не любит,
    Дрожит от звонких песен Муз;
    Трепещет на земле и море
    Вся груба, суща тварь от них;
    Трепещет и Тифей стоглавый[2],
    Воитель бывый на богов:
    Навержен страшною горою,
    Он в мрачном Тартаре лежит.
    
    5.Килькийской оглашенной бездной[3]
    Он некогда воспитан был:
    Вокруг его каменно-морский
    Днесь кумский и сицильский брег
    Космату грудь отягощает;
    Столпом, досягшим до небес,
    Держащим на себе снег вечный,
    Прижат, придавлен Этной он.
    
    6.Из челюстей своих извержет
    Потоками всежрущий огнь,
    Который днем сквозь тучи дыма
    Сверкает искрами в аэр,
    А ночью, вихрями крутяся,
    Горящим каменным дождем,
    С ужасным грохотом и ревом
    В морскую глубину падет.
    
    7.Не только зреть его ужасно,
    Как жупел он Вулканов вверх
    Горящими струит реками, —
    О нем ужасен даже слух:
    Как Этной к листомрачну верху[4]
    И к дну прикован цепью он,
    Изъязвленным хребтом простершись,
    На терновых лежит буграх.
    
    8.О Зевс, горы сея властитель!
    Помилуй и спаси чело
    Страны, богатыя плодами,
    Близ коей соименный град
    Воздвиг народов поселитель
    И где в ристалище герольд
    Пифийском славу колесницы
    Хироновой провозгласил!
    
    9.Как в понт пловцы пустясь, ликуют,
    Зря вздуты ветром паруса,
    Надеждою их сердце льстится,
    Что счастливо свой путь свершат:
    Так сих торжеств начало кажет,
    Что град украсясь сей, и впредь
    В венце побед, во блеске новом,
    Возликовствует на пирах.
    
    10.О Феб, Лицея повелитель[5],
    Делоса светлый царь и друг
    Любимого тобой потока
    Кастальских вод, с Парнасских гор
    Текущих! о, услышь желанье!
    Сей глас мой — и страну сию,
    Героями превознесенну,
    На сердце напиши твоем!
    
    11.Так милостью богов единых
    И в добродетелях своих
    Все процветают человеки!
    Блаженства лишь они дождят[6]:
    Чрез них премудрые — премудрость,
    Красноречивы — сладость уст,
    Могущие — их силу стяжут,
    И все дары текут от них.
    
    12.И я, исполнясь их восторгом,
    Вожделевая мужа петь,
    Да брошу сильною рукою
    Мое выспрь медное копье,
    Которое прямым полетом
    Меж соподвижников моих,
    Всех далей, всех быстрей промчася,
    Со звуком в мету попадет.
    
    13.О, да всегда к нему снисходит
    И впредь веселье так, как днесь!
    Осыпан счастия дарами,
    Да забывает скорбь свою,
    А помнит брани и победы,
    Где жал он славу, цвет богов,
    Где с ним никто, кроме Гелона[7],
    Благ выше не снискал корон.
    
    14.Но не тому ли уж подобен
    Он древню Филоктету днесь,
    На брань готову, снаряженну
    По изволению Судеб,
    Которого из славных воев
    Первейший мужеством герой,
    Толь редким посетя приветством,
    И дружбою почтил своей?
    
    15.Тогда, вожди как приходили
    С собой его под Трою звать,
    Лежал, страдая в Лемне язвой,
    Снабженный луком, Фисов сын[8];
    Хоть был бессильным, слабым, тощим,
    Но он низверг Приамов град
    И подвиг совершил Данаев:
    Угодно было так богам.
    
    16.Возставь, о Боже! и Хирона
    Ты так с болезненна одра,
    И в временах ему грядущих
    Во всех желаньях даждь успех!
    А ты, о Муза! колесницы
    Четвероконной торжеством
    Восхити дух и Диноменов[9]:
    Не чужда сыну честь отца.
    
    17.Ему уж скоро возгласится
    И самому мной также песнь,
    Как оному державцу Этны,
    Кому Хирон воздвиг сей град[10]
    Златой свободы на твердыне,
    По чертежу хилийских прав;
    И Гераклидов род, Памфила,
    Пребыв Дорийцами доднесь,
    
    18.Хранит Эгимовы заветы
    С тех самых пор, когда, с холмов
    Тагета двигшись, взял приступом,
    Отторгнув от Амеклы, Пинд,
    Счастливо ею завладевши,
    И днесь почтеннейший сосед
    Стал белоконным Тиндаридам,
    И копий звуками цветет.
    
    19.Продли, продли, Зевес, то ж счастье
    И на Аменовых водах[11],
    Да о князьях и о народе
    Молва правдивая гремит!
    Отцом возвышенна младого
    Ты сам царя сего води,
    И старца умудряй мастита
    В согласьи царства содержать.
    
    20.Молю тебя, молю, сын Хронов!
    Да страшный рев военных труб
    Спокойства больше не смущает,
    Ни Тирян, ни Финикьян днесь[12].
    Ты сам, Зевес, при Куме видел
    Кораблегибельный позор
    И оному удар подобный,
    Им данный князем Сиракуз.
    
    21.Ты зрел, как сильной он рукою
    С смятенных бегством кораблей
    Свергал цветущи войски в море
    И Грецию от рабства спас[13]!
    Песнь благодарная Афинам
    Принадлежит за Саламин:
    И я хвалю, не умолкая,
    Спартан за Китеронский бой.
    
    22.О, как в сих страшных двух сраженьях
    Стрелами ополченны тьмы
    Надменных Персов упадали!
    Как на смеющихся брегах
    Водами светлыми Химеры
    Звук Диноменовых сынов[14]
    Гласится мной, достойно стерших
    Геройской мышцей полк врагов!
    
    23.Песнь краткую, но содержащу
    В себе дел более, чем слов,
    Не столь хулители терзают;
    Но нагруженна через край
    Воображенье утомляет;
    И собственных хвала граждан
    Завистникам жмет тайно сердце:
    Коль паче чужеземных честь[15]!
    
    24.Меж тем рождать приятней зависть,
    Чем сожаленье нам. — И ты
    Не преставай идти вслед славе:
    Рулем доверья правь народ,
    Суд искушай в горниле правды,
    Малейшу искру от царя
    Свет за большой пожар считает;
    Тьмы вкруг свидетелей тебя.
    
    25.Ревнуешь ли потомства к чести?
    Будь твердым в подвигах благих
    И щедрым быть не отрекайся;
    Но паче, ветром парус твой
    Вздувай, подобно мореходцам;
    Лишь никогда, любезный мой,
    Не обольщайся царедворцев
    Лукавой сладостью словес.
    
    26.Един глас памяти блаженной
    Звучит за гробом, — и дела
    Мужей великих воскрешает
    Во летописцах и певцах.
    Не умрет Креза добродетель;
    Но лютый, злобный Фаларис,
    Людей в воле сжигавший медном,
    Не вспоминается добром.
    
    27.Нигде о нем не звукнет арфа;
    Ея не вторит юных песнь:
    О! так, Хирон, вкушенье жизни
    Благополучья первый дар,
    Вторый же дар благая слава:
    А кто стяжал их обоих,
    Тому судьбы определили
    Всех превосходнейший венец.
    
    1800
    
    

    Комментарий Я. Грота

    По свойству своего таланта и по содержанию многих из своих произведений Державин должен был питать особенное сочувствие к Пиндару; сознавая это, уже его современники (напр. Батюшков) с тогдашней точки зрения говорили про него: наш Пиндар. Действительно, как фивский лирик по справедливости считал себя преемником и продолжателем Гомера, так и наш поэт создал в некотором смысле эпопею своей блистательной эпохи. Мы уже видели (Том I, стр. 761), что он в 1796 году написал в честь А. Г. Орлова оду в Пиндаровом духе под заглавием Афинейскому витязю*. Настоящая ода есть первый его опыт в переводе из Пиндара, при чем он пользовался немецким переложением в прозе Гедике, которому близко следовал (Pindar's Pythische Siegshymnen, mit erklarenden und kritischen Anmerkungen verdeutscht von Fr. Gedike, Berlin u. Leipzig, 1779)**.

    * Еще гораздо прежде сочувствие Державина к Пиндару замечательным образом выразилось в стихах на празднество Потемкина (1791 г.), начинающихся словами:

        Не так ли лира восхищенна,
        В Пиндаровы цветущи дни...

    и содержащих поэтическую характеристику песней греческого лирика. Вторая строфа этих стихов представляет любопытное сходство в образах с 2-ою же строфою помещаемой здесь оды (см. Том I, стр. 400 и след.).

    ** Державин в своих Объяснениях говорит, что он пользовался также переводом Рамлера; но Рамлер, сколько известно, не переводил Пиндара; эту оду перевел, прежде Гедике, Фосс (в Deutsches Museum, янв. 1777): не его ли перевод был также в руках нашего поэта?

    В 1805 году Державин перевел оттуда же и первую олимпийскую оду. Само собою разумеется, что при недостатке других пособий, и особенно знакомства с греческим языком, переводы Державина из Пиндара не отличаются точностью. После Державина эту оду стихами же переводили, вместе с другими сочинениями Пиндара, П. И. Голенищев-Кутузов (Творения Пиндара, две части, М. 1803 и 1804) и И. И. Мартынов (Греч. классики, ч. XXI и XXII, Спб. 1827).

    Известно, что Пиндар воспевал победителей на греческих играх, по именам которых оды его и разделяются на олимпийские, пифические, истмийские и немейские. Гиерон (Хирон у Державина), родом из Сиракуз, возобновив город Катану, назвал его Этною по имени соседней горы и потому на состязаниях принял название Этнянина. В 26-ую и 27-ую пифиаду он победил в ристании, в 29-ую — на колеснице, и на последнюю победу сочинена эта ода. 29 пифиада соответствовала 474 году до Р. Х. Город Этна был основан за два года до того. Несколько ранее, около времени вступления Гиерона на престол, начались извержения Этны; на них есть намеки в этой оде. В том же году, когда Гиерон одержал эту победу, к нему приходили послы из города Кум в Италии просить помощи против морских сил Этрусков. Гиерон подкрепил Кумы своим флотом, Этруски были разбиты, и флот возвратился домой с торжеством. На эту победу намекает настоящая ода (Pindar's Werke, griechisch mit metrischer Uebersetzung etc. von J. A. Hartung. Leipzig, 1855, ч. II, стр. 194). Заметим впрочем, что воспеваемая здесь победа на пифийских играх была одержана не самим Гиероном, а только его колесницей и конями; он же оставался дома (см. ниже строфу 16).

    Эта ода была напечатана в Вестнике Европы, в феврале 1803 г. (ч, VII, № 4, стр. 268), с подписью Державин, под заглавием: Первая Пиндарова пифическая песнь Этнянину Хирону, королю сиракузскому, на победу его колесницы. Державин тогда только что вступил в должность министра юстиции, и по этому поводу Карамзин, не зная, что перевод сделан уже три года перед тем, заметил внизу страницы: «Любители русского стихотворства порадуются, что славный поэт наш и среди важнейших государственных дел еще занимается Музами. Оне не могут упрекать любимца своего неблагодарностью. К.» О том, что Державин переводил из Пиндара, было заявлено в Вестнике Европы уже за несколько месяцев до того, именно в сентябре 1802 года (ч. V, № 17, стр. 28), стихами Г. Р. Державину на перевод Пиндара, под которыми означено: Присланы из Петербурга. В них автор, подписавшийся Дм. Б., доказывает, что такой талант, как Державин, не должен переводить:

        «Державину ль искать в чужих странах примера?
        Тому ли подражать, кто сам примером стал?
        Марон в отечестве не перевел Гомера,
        С Вандиковых картин Корреджий не писал.
        Пусть славит Греция Элидски колесницы!
        Кто дух Горация с Пиндаром съединил,
        К лирическим красам путь новый нам открыл,
        Кто подвиги гремел бессмертныя Фелицы,
        Кто гласом Аонид героев росских пел, —
        Того померкнут ли в отечестве картины?
        И если бы теперь родился друг Коринны (т. е. Пиндар),
        Не он ли бы тебя, Державин, перевел?»

    Настоящий перевод сделан едва ли без применения к современным обстоятельствам, хотя в Объяснениях Державина о том и не сказано. В издании 1808 г. (ч. II, XXXIII) песнь Пиндара, кажется, не даром помещена между одой На восшествие на престол императора Александра и Гимном Кротости: нет почти никакого сомнения, что под больным Хироном поэт разумел Суворова. Легко также отыскать в оде намеки на императора Павла и на вел. кн. Александра Павловича.

    Первый из приложенных рисунков представляет бюст Пиндара, второй — лиру его в лавровых венках (Об. Д.).

    1. Ты можешь молньи потушить. — Чтоб показать, как переводил Державин, выпишем здесь начало перевода Гедике, служившего ему подлинником:

    «Goldene Harfe Apollons, du der violenlockigen Musen mitgebietende Lenkerin, deinen Ackorden horchet der Tanz, der Freudenfurst, horchen die Sanger, wenn du, beherrschend den Chor, seinem Gesang voranzuhallen beginnst.

    «Selbst des ewigen Feuers spaltenden Blitz loschest du aus. Oben auf Jupiters Zepter schlummert der Adler, der Vogel Konig, die schnellen Schwingen auf beiden Seiten hinabgebreitet. Dunkle Nacht, der Augenlieder susse Fessel, geusst du hin uber sein gebognes Haupt. Schlummernd hebt er den wiegenden Rucken empor, von deiner Tone Geschossen besiegt».

    2. Трепещет и Тифей стоглавый. — «По баснословию, Тифей — чудовищный исполин со ста змеиными главами, который воевал против богов, а особливо против Юпитера, повергшего его наконец под тяжесть горы Этны, и он-то делает из оной толь ужасные пламенные извержения» (Об. Д. по Гедике).

    3. Килькийской оглашенной бездной. — В Киликии, малоазийской области, земля родила Тифея; там и жил он после в пещере, получившей по этому известность (Гедике). В немецком переводе: «Ihn nahrte einst Kilikia's verrufene Kluft».

    4. Как Этной к листомрачну верху... — У Гедике: «Furchterlich auch nur vom Pilger zu horen, wie er an Aetna's schwarzbeschattenem Gipfel und am Grunde gekettet liegt». Листомрачный верх соответствует выражению подлинника μελαμφύλλοις κορυφαῖς, что Гартунг переводит dunkellaubiger Gipfel. — В 8-й строфе стихи 4 и 5 соответствуют немецкому выражению: «dessen nahegranzende Namenstadt ihr glorreicher Bevolker (поселитель) verherrlichte».

    5. О Феб, Лицея повелитель. — «O Phobus, Lykias und Delos Beherrscher»: Аполлон был особенно почитаем в Ликии и на острове Делосе. Впрочем Лицей был назван так по имени близлежавшего храма Аполлона Ликийского.

    6. Блаженства лишь они дождят. — Ср. в оде На приобретение Крыма (Том I, стр. 183):

        То воплощенно божество,
        Которое дождит блаженства,

    и в Провидении (там же, стр. 569): Блаженствами дождят благих.

    8. Снабженный луком, Фисов сын. — Не Фисов, а Пеасов (Poas) — Филоктет, который, быв ранен в ногу отравленной стрелой Геркулеса, страдал в Лемносе, пока не явились за ним Улисс и Неоптолем и не исцелил его сын Эскулапа. С ним сравнивается Гиерон потому, что и он во время прославляемого торжества был болен. Оставшись при войске, он вверил управление города Этны своему сыну.

    9. Восхити дух и Диноменов. — Диномен — сын Гиерона.

    10. Кому Хирон воздвиг сей град и проч. — Гиерон назначил сына своего наместником возобновленного города Этны. Хилийские права (Hyllische Gesetze) значит пелопонезские законы, ибо Пелопонез был покорен Гераклидами, которых первым предводителем был Гиллус, сын Геркулеса. Новое население города Этны составляли выходцы из Пелопонеза, потомки Гераклидов, между которыми был и Памфил, сын Эгима. Пиндар говорит, что жители Этны остались верны обычаям древних Дорийцев, пришедших с Гераклидами в Пелопонез. Потом он точнее обозначает место, откуда пришли поселенцы города Этны, именно хребет Тайгетский, при подошве которого лежал город Amykla; этот город покорили Дорийцы, спустившись, под предводительством Гераклидов, с горы Пинда, т. е. с прилежащей к нему области Дориды. Амиклы находились близ Спарты, родины Тиндаридов, Кастора и Поллукса; следовательно новые поселенцы города Этны были, до прихода в Сицилию, как бы соседями Тиндаридов. Неточность выражений Державина в 18 строфе конечно не ускользнет от внимательного читателя.

    11. И на Аменовых водах. — Amenas, река, протекавшая чрез город Этну.

    Гиерона.

    13. И Грецию от рабства спас. — Карфагеняне были в союзе с Персами.

    14. Звук Диноменовых сынов — т. е. Гиерона и Гелона, которых отца звали также Диноменом. О Гимере см. выше, стр. 335, примеч. 8.

    15. Коль паче чужеземных честь. — Гиерон был собственно уроженец не Сиракуз, а Гелы. Три последние стиха очень верно передают перевод Гедике: «heimlich druckt der Ruhm des Mitburgers dem Neider das Herz, der Ruhm des Fremdlings am meisten». Ho Гартунг так переводит: «Von fremden Verdiensten zu horen, druckt den Muth insgeheim beneidender Burger herab» —

        ἀστῶν δ’ ἀκοὰ κρύφιον
        ‎θυμὸν βαρύνει μάλιστ’ ἐσλοῖσιν ἐπ’ ἀλλοτρίοις.

    Разделы сайта: