• Приглашаем посетить наш сайт
    Культура (niv.ru)
  • Вельможа

    ВЕЛЬМОЖА


    Не украшение одежд
    Моя днесь муза прославляет,
    Которое в очах невежд
    Шутов в вельможи наряжает;
    Не пышности я песнь пою;
    Не истуканы за кристаллом,
    В кивотах блещущи металлом,
    Услышат похвалу мою.

    Хочу достоинствы я чтить,
    Которые собою сами
    Умели титлы заслужить
    Похвальными себе делами;

    Кого ни знатный род, ни сан,
    Ни счастие не украшали;
    Но кои доблестью снискали
    Себе почтенье от граждан.

    Кумир, поставленный в позор,
    Несмысленную чернь прельщает;

    Прямых красот не ощущает, —
    Се образ ложныя молвы,
    Се глыба грязи позлащенной!
    И вы, без благости душевной,
    Не все ль, вельможи, таковы?

    Не перлы перские на вас
    И не бразильски звезды ясны;
    Для возлюбивших правду глаз
    Лишь добродетели прекрасны,
    Они суть смертных похвала.
    Калигула! твой конь в Сенате
    Не мог сиять, сияя в злате!
    Сияют добрые дела.

    Осел останется ослом,
    Хотя осыпь его звездами;
    Где должно действовать умом,
    Он только хлопает ушами.
    О! тщетно счастия рука,
    Против естественного чина,

    Или в шумиху дурака.

    Каких ни вымышляй пружин.
    Чтоб мужу бую умудриться,
    Не можно век носить личин,
    И истина должна открыться.
    Когда не сверг в боях, в судах,
    В советах царских сопостатов, —
    Всяк думает, что я Чупятов
    В мароккских лентах и звездах.

    Оставя скипетр, трон, чертог,
    Быв странником, в пыли и в поте,

    Великий Петр, как некий бог,
    Блистал величеством в работе:
    Почтен и в рубище герой!
    Екатерина в низкой доле
    И не на царском бы престоле
    Была великою женой.

    И впрямь, коль самолюбья лесть
    Не обуяла б ум надменный, —

    Как не изящности душевны?
    Я князь — коль мой сияет дух;
    Владелец — коль страстьми владею;
    Болярин — коль за всех болею,
    Царю, закону, церкви друг.

    Вельможу должны составлять
    Ум здравый, сердце просвещенно;
    Собой пример он должен дать,
    Что звание его священно,
    Что он орудье власти есть,
    Подпора царственного зданья;
    Вся мысль его, слова, деянья
    Должны быть — польза, слава, честь.

    А ты, вторый Сарданапал!
    К чему стремишь всех мыслей беги?
    На то ль, чтоб век твой протекал
    Средь игр, средь праздности и неги?
    Чтоб пурпур, злато всюду взор
    В твоих чертогах восхищали,,

    Мусия, мрамор и фарфор?

    На то ль тебе пространный свет,
    Простерши раболепны длани,
    На прихотливый твой обед
    Вкуснейших яств приносит дани,
    Токай — густое льет вино,
    Левант — с звездами кофе жирный, —
    Чтоб не хотел за труд всемирный
    Мгновенье бросить ты одно?

    Там воды в просеках текут
    И, с шумом вверх стремясь, сверкают;
    Там розы средь зимы цветут
    И в рощах нимфы воспевают
    На то ль, чтобы на всё взирал
    Ты оком мрачным, равнодушным,
    Средь радостей казался скучным
    И в пресыщении зевал?

    Орел, по высоте паря,
    Уж солнце зрит в лучах полдневных —

    Румянит сквозь завес червленных;
    Едва по зыблющим грудям
    С тобой лежащия Цирцеи
    Блистают розы и лилеи,
    Ты с ней покойно спишь — а там? —

    А там израненный герой,
    Как лунь во бранях поседевший,
    Начальник прежде бывший твой,
    В переднюю к тебе пришедший
    Принять по службе твой приказ, —
    Меж челядью твоей златою,
    Поникнув лавровой главою,
    Сидит и ждет тебя уж час!

    А там! — вдова стоит в сенях
    И горьки слезы проливает,
    С грудным младенцем на руках,
    Покрова твоего желает.
    За выгоды твои, за честь
    Она лишилася супруга;

    Пришла мольбу свою принесть.

    А там — на лестничный восход
    Прибрел на костылях согбенный
    Бесстрашный, старый воин тот,
    Тремя медальми украшенный,
    Которого в бою рука
    Избавила тебя от смерти, —

    Он хочет руку ту простерти
    Для хлеба от тебя куска.

    А там, где жирный пес лежит,
    Гордится вратник галунами,
    Заимодавцев полк стоит,
    К тебе пришедших за долгами.
    Проснися, сибарит! — Ты спишь,
    Иль только в сладкой неге дремлешь,
    Несчастных голосу не внемлешь
    И в развращенном сердце мнишь:

    «Мне миг покоя моего

    Жить для себя лишь одного,
    Лишь радостей уметь пить реки,
    Лишь ветром плыть, гнесть чернь ярмом;
    Стыд, совесть — слабых душ тревога!
    Нет добродетели! нет бога!» —
    Злодей, увы! — И грянул гром!

    Блажен народ, который полн
    Благочестивой веры к богу,
    Хранит царев всегда закон,
    Чтит нравы, добродетель строгу
    Наследным перлом жен, детей;
    В единодушии — блаженство;
    Во правосудии — равенство;
    Свободу — во узде страстей!

    Блажен народ! — где царь главой,
    Вельможи — здравы члены тела,
    Прилежно долг все правят свой,
    Чужого не касаясь дела;
    Глава не ждет от ног ума

    Ей взор и ухо предлагает,
    Повелевает же сама.

    Сим твердым узлом естества
    Коль царство лишь живет счастливым,
    Вельможи! — славы, торжества

    Иных вам нет, как быть правдивым;
    Как блюсть народ, царя любить,
    О благе общем их стараться,
    Змеей пред троном не сгибаться,
    Стоять — и правду говорить.

    О росший бодрственный народ,
    Отечески хранящий нравы!
    Когда расслаб весь смертных род,
    Какой ты не причастен славы?
    Каких в тебе вельможей нет? —
    Тот храбрым был средь бранных звуков;
    Здесь дал бесстрашный Долгоруков
    Монарху грозному ответ.

    И в наши вижу времена

    Которого труды, война
    И старость дух не утомила.
    От грома звучных он побед
    Сошел в шалаш свой равнодушию,
    И от сохи опять послушно
    Он в поле Марсовом живет.

    Тебе, герой! желаний муж!
    Не роскошью вельможа славный;
    Кумир сердец, пленитель душ,
    Вождь, лавром, маслиной венчанный!
    Я праведну здесь песнь воспел.
    Ты ею славься, утешайся,
    Борись вновь с бурями, мужайся,
    Как юный возносись орел.

    Пари, — и с высоты твоей
    По мракам смутного эфира
    Громовой пролети струей,
    И, опочив на лоне мира,

    Простри твой поздный блеск в народе,
    Как отдает свой долг природе
    Румяна вечера заря.

    Ноябрь 1794


    Примечания

    Вельможа (стр. 211). Впервые — Изд. 1798 г., стр. 285. Печ. по Изд. 1808 г., т. 1, стр. 209, с небольшими поправками, сделанными в личном экземпляре Державина. Еще в 1774 г. он написал оду «На знатность» (опубликована в первом напечатанном Державиным сборнике его стихов: «Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае» — без имени автора, без обозначения места и года печати, вышедшем в 1776 г. в Петербурге), из которой ряд строк вошел в оду «Вельможа». Ода сразу же получила широкую известность и распространялась в списках. 6 декабря 1794 г. Бантыш-Каменский писал кн. Куракину: «Появилось еще здесь едкое сочинение «Вельможа». Все целят на Державина, но он отпирается» («Русский архив», 1876, стр. 400).

    Поставленный в позор — выставленный напоказ.

    Перлы перские — персидский жемчуг.

    Бразильски звезды — бриллианты.

    Калигула! твой конь в сенате. Римский император Гай Цезарь Калигула (12—41 гг.), отличавшийся крайней жестокостью и самодурством, по преданию, назначил своего коня консулом (высшая государственная должность).

    Он только хлопает ушами. «Автор, присутствуя тогда в сенате, видел многих своих товарищей без всяких способностей, которые, слушая дело, подобно ослам, хлопали только ушами» (Об. Д., 633).

    Чтоб мужу бую умудриться. Т. е. глупому человеку сделаться мудрым. Державин указывает, что эти стихи относятся к генерал-прокурору сената А. Н. Самойлову (1744—1814) (Об. Д., 633).

    Всяк думает, что я Чупятов. лент и медалей, будто бы присланных его невестой, мароккской принцессой (Об. Д., 634). Смысл этих стихов Державина заключается в том, что всякий, кто не имеет истинных заслуг перед государством, похож в своих орденах на Чупятова.

    А ты, второй Сарданапал. Сарданапал — Царь древней Ассирии. Имя его в литературе эпохи классицизма было нарицательным для обозначения человека, окружившего себя сказочной роскошью и погрузившегося в разврат. Из Об. Д. видно, что эта и последующие строфы относятся к ряду крупнейших вельмож екатерининского двора — Потемкину, Безбородко, Зубову и другим (Об. Д., 635).

    Мусия — мозаика.

    Токай — город в Венгрии, в окрестностях которого производится знаменитое токайское вино.

    Левант — т. е. Турция.

    Цирцея — «Одиссея»).

    А там израненный герой. «Многие седые заслуженные генералы у кн. Потемкина и гр. Безбородко и у прочих вельмож сиживали часто несколько часов в передней между их людей, покуда они проснутся и выйдут в публику» (Об. Д., 635).

    А там вдова стоит в сенях. «Вдова Костогорова, которой был муж полковник, оказывал многие услуги Потемкину и был из числа его приближенных, имел несчастие, поссорясь за него, выйти на поединок с известным Иваном Петровичем Горичем, храбрым человеком, который уже после был генерал-аншефом; сей убил его выстрелом из пистолета, как говорили тогда, умышленно тремя пулями заряженного; вдова Костогорова после смерти мужа, прося покровительства князя, часто хаживала к нему и с грудным младенцем на руках стаивала, ожидая на лестнице его выезду» (Об. Д., 635).

    — Ты спишь. «Сибаритяне (жители древнегреческого города Сибариса. — В. З.) были народ роскошный, изнеженный, который все свое блаженство поставлял в сластолюбии» (Об. Д., 635).

    И сил у рук не отнимает. «Императрица давала нередко волю любимцам своим вмешиваться в дела других министров, как то гр. Зубов чрез генерал-прокурора Самойлова делал что хотел» (Об. Д., 635).

    «Славный сенатор кн. Яков Федорович Долгоруков, который разодрал определение сената, подписанное Петром I» (Об. Д., 635). В Об. Д. вместо «бесстрашный» значится «бессмертный». Этот эпизод описан и у Пушкина (Полное собрание сочинений, изд. АН СССР, т. VIII. М.-Л., 1949, стр. 90).

    Того я славного Камила. «Камилл был консул и диктатор римский, который, когда не было в нем нужды, слагал с себя сие достоинство и жил в деревне. Сравнение сие относится к гр. Румянцеву-Задунайскому, который, будучи утесняем через интриги кн. Потемкина, считался хоть фельдмаршалом, но почти ничем не командовал, жил в своих деревнях. Но по смерти кн. Потемкина, получа в свое повеление армию, командовал оною и, чрез предводительство славного Суворова обезоружа Польшу, покорил оную российскому скипетру» (Об. Д., 635—636).

    Румяна вечера заря! «Стих, изображающий прозвище (т. е. фамилию. — В. З.), преклонность лет и славу Румянцева» (Об. Д., 636).

    Разделы сайта: