• Приглашаем посетить наш сайт
    Цветаева (tsvetaeva.lit-info.ru)
  • Афинейскому витязю

    АФИНЕЙСКОМУ ВИТЯЗЮ


    Сидевша об руку царя
    Чрез поприще на колеснице,
    Державшего в своей деснице
    С оливой гром, иль чрез моря
    Протекшего в венце Нептуна,
    Или с улыбкою Фортуна
    Кому жемчужный нектар свой
    Носила в чаше золотой —
    Блажен! кто путь устлал цветами
    И окурил алоем вкруг,
    И лиры громкими струнами
    Утешил, бранный славя дух.

    Испытывал своих я сил
    И пел могущих человеков;
    А чтоб вдали грядущих веков
    Ярчей их в мраке блеск светил
    И я не осуждался б в лести,
    Для прочности к их громкой чести
    Примешивал я правды глас, —

    Но, ах! познал, познал я смертных,
    Что и великие из них
    Не могут снесть лучей небесных:
    Мрачит бог света очи их.

    Так пусть фортуны чада,
    Возлегши на цветах,

    Среди обилий сада,
    Курений в облаках,
    Наместо чиста злата,
    Шумихи любят блеск;
    Пусть лира таровата
    Их умножает плеск, —
    Я руки умываю
    И лести не коснусь;
    Власть сильных почитаю, —
    Богов в них чтить боюсь.

    Я славить мужа днесь избрал,
    Который сшел с театра славы,
    Который удержал те нравы,
    Какими древний век блистал;
    — и жизнь ведет простую,
    Не лжив — и истину святую,
    Внимая, исполняет сам;
    Почтен от всех не по чинам;
    Честь, в службе снисканну, свободой
    Не расточил, а приобрел;
    Он взглядом, мужеством, породой,
    Заслугой, силою — орел.

    Снискать я от него
    Не льщусь ни хвал, ни уваженья;
    Из одного благодаренья,
    По чувству сердца моего,
    Я песнь ему пою простую,
    Ту вспоминая быль святую,
    В его как богатырски дни,
    Лет несколько назад, в тени
    Премудрой той жены небесной,
    Которой бодрый дух младой
    Садил в Афинах сад прелестный,
    И век катился золотой, —

    Как мысль моя, подобно

    Шумливо, но не злобно
    Облетывала сад

    Предметов, ей любезных,
    И, взяв с них сок и цвет,
    Искусством струн священных
    Преобращала в мед, —
    Текли восторгов реки
    Из чувств души моей;
    Все были человеки
    В стране счастливы сей.

    На бурном видел я коне
    В ристаньи моего героя;
    С ним брат его, вся Троя,
    Полк витязей являлись мне!
    Их брони, шлемы позлащенны,
    Как лесом, перьем осененны,
    Мне тмили взор; а с копий их, с мечей
    Сквозь пыль сверкал пожар лучей;
    Прекрасных вслед Пентезилее
    Строй дев их украшали чин;

    Низал на дротик исполин.

    Я зрел, как жилистой рукой
    Он шесть коней на ипподроме
    Вмиг осаждал в бегу; как в громе
    Он, колесницы с гор бедрой
    Своей препнув склоненье,
    Минерву удержал в паденье;
    Я зрел, как в дыме пред полком
    Он, в ранах светел, бодр лицом,
    В единоборстве хитр, проворен,
    На огнескачущих волнах
    Был в мрачной буре тих, спокоен,
    Горела молния в очах.

    Его покой — движенье,
    Игра — борьба и бег,
    Забавы — пляска, пенье
    И сельских тьма утех
    Для укрепленья тела.
    Его был дом — друзей.
    Кто приходил для дела —


    Души и сердца пища
    Его — несчастным щит;
    Не пышные жилища —
    В них он был знаменит.

    Я зрел в ареопаге сонм
    Богатырей, ему подобных,
    Седых, правдивых, благородных,
    Весы державших, пальму, гром.
    Они, восседши за зерцалом,
    В великом деле или малом,
    Не зря на власть, богатств покров,
    Произрекали суд богов;
    А где рукой и руку мыли,
    Желая сильному помочь, —
    Дьяки, взяв шапку, выходили
    С поклоном от неправды прочь.

    Тогда не прихоть чли — закон;
    Лишь благу общему радели;
    Той подлой мысли не имели,
    Чтоб только свой набить мамон.

    А деньги берегли и нравы,
    И всякую свою ступень
    Не оценяли всякий день;
    Хоть был и недруг кто друг другу, —
    Усердие вело, не месть:
    Умели чтить в врагах заслугу
    И отдавать достойным честь.

    Тогда по счетам знали,
    Что десять и что ноль;
    Пиявиц унимали,
    На них посыпав соль;
    В день ясный не сердились,
    Зря на небе пятно,
    С ладьи лишь торопились,
    Сняв вздуто полотно;
    Кубарить не любили
    Дел со дня на другой;

    Что можно, вмиг творили,
    Оставя свой покой.

    Тогда Кулибинский фонарь,

    Был не во всех местах потребен;
    Горел кристалл, горел от зарь;
    Стоял в столпах гранит средь дома:
    Опрись на них, и — не солома.
    В спартанской коже персов дух
    Не обаял сердца и слух;
    Не по опушке добродетель;
    Не по ходулям великан:
    Так мой герой был благодетель '
    Не по улыбке — по делам.

    О ты, что правишь небесами
    И манием колеблешь мир,
    Подъемлешь скиптр на злых с громами,
    А добрым припасаешь пир,
    Юпитер! О Нептун, что бурным,
    Как скатертям, морям лазурным
    Разлиться по земле велел,
    Брега поставив им в предел!
    И ты, Вулкан, что пред горнами
    В дне ада молнию куешь!

    Златыми свет и жизнь лиешь!

    Внемлите все молитву,
    О боги! вы мою:
    Зверей, рыб, птиц ловитву
    И благодать свою
    На нивы там пошлите,
    Где отставной герой
    Мой будет жить. — Продлите
    Век, здравье и покой
    Ему вы безмятежный.
    И ты, о милый Вакх!
    Подчас у нимфы нежной
    Позволь спать на грудях.

    1796


    Примечания

    Афинейскому витязю (стр. 240). Впервые — Изд. 1808 г., т. 2, стр. 76. Посвящено гр. А. Г. Орлову-Чесменскому (1737—1808). Ода написана в духе од древнегреческого поэта Пиндара (в рукописи названа «пиндарической»), воспевавшего победителей на Олимпийских играх. С этим связано и сопоставление А. Г. Орлова, славившегося своей силой и ловкостью, с древнегреческим атлетом — афинейским витязем.

    Чрез поприще на колеснице. В 1762 г. Орлов вывез Екатерину II из Петергофа, где она была под присмотром, в Петербург. Там гвардейские полки присягнули ей.

    Протекшего в венце Нептуна. Во время первой русско-турецкой войны Орлов командовал русским флотом. За разгром турецкого флота под Чесмой ему был присвоен титул «Чесменский».

    Носила в чаше золотой. — «т. е. кому благоприятствовало счастие» (Об. Д., 667).

    Примешивал я правды глас... Мрачит бог света очи их. «Читатели могут заметить, что во всех сочинениях автора множество правды и нравоучения». «Правда глаза колет: сколь ни хвалили его сочинения, но многим они были весьма неприятны, для чего он и терпел довольно неприятностей» (Об. Д., 667).

    Шумихи любят блеск. «Это относится на всех любимцев императрицы, а паче на последнего, кн. Зубова, которые иногда и дрянные сочинения предпочитали лучшим, когда в первых их хвалили» (Об. Д., 668).

    Который сшел с театра славы. Орлов вышел в отставку в 1774 г.

    Из одного благодаренья. «Автор был уже сенатором и до отставного гр. Орлова не имел никакого дела, но написал сию похвалу ему из чувствования одной благодарности за то, что когда первый был гвардии Преображенского полка майором, а последний в том полку солдатом, то он ему, пришед без всякой протекции, сказал, что он обижен, что моложе его произвели в капралы, а он остается <рядовым>; то граф тотчас произвел его в капральский чин; сие было 1762 в Москве» (Об. Д., 668).

    В его как богатырски дни. Т. е. до того, как Орлов вышел в отставку. Тут и далее (почти до конца оды) в ряде строк и строф Державин противопоставляет «первоначальные дни царствования— Екатерины II», когда, с его точки зрения, «как двор состоял, гвардия, так и сенат из людей видных, крепких как духом, так и телом» (Об. Д., 668), последующему периоду, когда руководить государством стали люди, подобные последнему фавориту императрицы, Платону Зубову, и его окружению.

    На бурном видел я коне и далее. В этой строфе говорится о петербургской «карусели» (турнире) 14 июня 1766 г., предпринятой для того, чтобы «несколько развлечь россиян, между которыми начинали обнаруживаться неудовольствие и волнение» (см. Грот, 1, 767). Устроена карусель была по предложению Орловых. «Карусель» состояла из нескольких «кадрилей»; Григорий Орлов (фаворит императрицы) предводительствовал «римской кадрилью», Алексей — «турецкой» (Троя — город в Малой Азии, т. е. в Турции).

    Пентезилея — царица амазонок, племени воинственных женщин (см. «Илиаду» Гомера). «С нею сравниваются здесь те девицы и дамы, которые были в кадрили, ездили на колесницах и снимали дротиками венцы» (Об. Д., 668).

    Он шесть коней на ипподроме. Алексей Орлов отличался легендарной физической силой: он «мог удерживать шесть лошадей, скачущих во весь опор в колеснице, схватя оную за колесо» (Об. Д., 668).

    Минерву удержал в паденье. «Гр. Орлов спас императрицу Екатерину от неизбежной смерти, когда в Царском селе на устроенных деревянных высоких горах катилась она в колеснице и выпрыгнуло из колеи медное колесо: граф, стоя на запятках, на всем раскате, спустя одну ногу на сторону, куда упадала колесница, а рукой схватясь за перилы, удержал от падения оную» (Об. Д., 669).

    Его покой движенье и т. д. Орлов любил русские народные игры, пляски, песни, кулачный бой, бег, скачки и т. п. и был радушным хозяином.

    «10-я строфа изображает того времени сенаторов твердых и благородных истиною, в числе коих и брат Орлова граф Федор Григорьевич был прокурором. Хотя тогда бояре как человеки также хотели иногда помогать друг другу, но обер-секретари, взяв шапку, выходили с поклоном из присутствия, не подписав несправедливого приговора. Будучи в чрезвычайной силе, Орловы однако ж никогда не вмешивались в не принадлежавшие до них дела. С сего куплета начинается тонкая критика или ирония на последние дни правления императрицы, когда она от старости уже ослабла» (Грот, 9, 249).

    Мамон. Маммона — бог богатства у древних. Здесь употреблено в значении «богатство», «состояние», «карман».

    Пиявиц унимали. Державин считает, что в начале царствования Екатерины II «взятки строго наказаны были»; например, калужский воевода Мясоедов за взятки был привязан к позорному столбу, «а под конец царствования так послаблено сие злоупотребление, что можно сказать: на словах запрещалось, а на деле одобрялось» (Об. Д., 670).

    Кубарить не любили. См. выше, стр. 379.

    Тогда Кулибинский фонарь и т. д. Кулибин И. П. (1735—1818) — выдающийся русский самоучка механик. Известный «фонарь» его отличался тем, что светил на далекое расстояние от одной свечи, причем чем ближе к фонарю, тем слабее был свет. Этим сравнением Державин намекает на некоторых вельмож конца царствования Екатерины II, занимавших высокие государственные должности, но совершенно не пригодных к ним, например на генерал-прокурора сената А. Н. Самойлова, «который по фавору употреблен был во многие должности, будучи совсем неспособен, что время доказало» (Об. Д., 670). Самойлов был родственником Г. А. Потемкина, стал генерал-прокурором уже после смерти Потемкина и вскоре после того, как тяжело заболел бывший генерал-прокурор кн. А. А. Вяземский. Был уволен с должности генерал-прокурора вскоре по вступлении на престол Павла I.

    Опрись о них, и — не солома. «Т. е. были подпорой государства люди твердые и не так, как Зубов, в то время подобный соломе, которая тотчас гнулась, кто на нее опирался, ибо часто случалось, что сам, приказывая что, не мог того поддерживать» (Об. Д., 671).

    И ты, о милый Вакх! «Бог винограда и веселий, ибо гр. Орлов любил иногда русские увеселения» (Об. Д., 671).

    Комментарий Я. Грота

    Графу Алексею Григорьевичу Орлову, которого, по доблести его, по красоте, атлетической силе и ловкости, поэт представляет себе в виде древнего Грека.

    В рукописи эта ода, как написанная в подражание славному фивскому лирику, названа пиндарической, и временем ея сочинения показан сентябрь 1796 г. (22 числа было коронование императрицы). Подражание Пиндару не ограничивается духом и содержанием оды, но распространяется в некоторой степени и на форму ея: от начала до конца она состоит из отделов, которые идут один за другим по три, как строфа, антистрофа и эпод. Впоследствии Державин перевел две оды Пиндара (см. под 1800 и 1804 г.). Желая воспеть графа А. Г. Орлова, он очень кстати вспомнил о Пиндаре, с героями которого, победителями на греческих играх, этот увенчанный лаврами атлет и любитель конских ристалищ представлял большое сходство, так что на него могли быть перенесены без всякой натяжки многие выражения Пиндара.

    Граф Орлов-Чесменский (род. 1737 г.), третий из знаменитых пяти братьев, придававших такой блеск двору Екатерины II в первое время ея царствования, удалился в Москву после того, как брат его князь Григорий утратил свое значение, и жил там (под Донским монастырем) до самой смерти своей в 1808. В начале второй турецкой войны императрица предлагала графам Алексею и Федору принять снова участие в военных действиях на море, но по получении от них ответа она писала Потемкину 13 января 1788:

    «Графы Орловы отказались ехать во флот, а после сего письменного отрицания по причине болезни, гр. Алексей Григорьевич сюда приезжал и весьма заботился о сем отправлении флота и его снабдении; но как они отказались от той службы, то я не рассудила за нужно входить уже во многих подробностей, но со всякой учтивостью отходила от всяких объяснений, почитая за ненужное толковать о том с неслужащими людьми. Потом просил пашпорт ехать за границу к водам, но не взяв оный уехал к Москве» (П. Лебедева Материалы).

    Страстный охотник до лошадей и владетель знаменитых конских заводов, гр. Алексей Орлов, живя в этом городе, каждое воскресенье тешил народ перед своим домом скачками или бегами (Ср. выше, стр. 137, примеч. 13 к Фелице). По словам биографа его, Ушакова[22]), ряд домов, занятых Орловыми в Москве, «составил целую новую улицу, представлявшую редкое сочетание красот природы с прелестями вымысла, вкуса, богатства и ума». Лучшею характеристикой московской жизни Орлова может служить следующий отрывок из Записок современника (Жихарева, стр. 88), описывающий эпизод гулянья в Сокольниках 1 мая 1805 года: «... Вдруг толпа зашевелилась, и радостный крик: «Едет! едет!» пронесся по окрестности... Впереди, на статном, фаворитном коне своем, Свирепом, как его называли, ехал граф Орлов в парадном мундире и обвешанный орденами. Азиятская сбруя, седло, мундштук и чапрак были, буквально, залиты золотом и украшены драгоценными каменьями. Немного поодаль на прекраснейших серых лошадях ехали дочь его (известная Анна Алексеевна, кончившая дни в Юрьевом монастыре) и несколько дам, которых сопровождали А. А. Чесменской (побочный сын графа), А. В. Новосильцов, И. Ф. Новосильцов, кн. Хилков, Д. М. Полторацкий и множество других неизвестных мне особ. За ними следовали берейторы и конюшие графа, не менее сорока человек, из которых многие имели в поводу по заводной лошади в нарядных попонах и богатой сбруе. Наконец потянулись и графские экипажи, кареты, коляски и одноколки, запряженные цугами и четверками одномастных лошадей... Сказывают, что граф и не одним своим богатством и великолепием снискал любовь и уважение Москвичей, что он доступен, радушен и, как настоящий русский барин, пользуясь любимыми своими увеселениями, обращает их также в потеху народа и как будто разделяет с ним преимущества, судьбою ему предоставленные». На другой день была блестящая скачка, после которой перед беседкою гр. Орлова пели и плясали цыгане. «По окончании всех этих проделок граф сел с дочерью в подвезенную одноколку, запряженную четырьмя гнедыми скакунами в ряд, ловко подобрал вожжи и, гикнув на лошадей, пустился во весь опор по скаковому кругу и, обскакав его два раза, круто повернул на дорогу к дому и исчез, как ураган какой. Смотря на этого, до сих пор еще могучего витязя, я вспомнил стихи к нему Державина».

    Ода Афинейскому витязю напечатана в издании 1808 г., ч, II, XXI.

    свои у подножия простого жертвенника, совершает на нем возлияние, при чем Марсов шлем служит ему чашею (Об. Д.). — Из другой рукописи, писанной рукою В. Капниста, видно, что сперва предполагалось сделать к этой оде другие рисунки, и именно: «1) Представить ристалище, на котором Минерва с высоты по отлогости катится на колеснице: одно из ея колес сошло с места, колесница клонится, и опасное падение кажется неизбежно. Но витязь, мускуловатою рукою схватив колесо, поддерживает богиню с опасностию собственной жизни. 2) Два борца в полном действии их членов». В третьей рукописи выражено еще другое предположение: «Приделать у орла медальон с силуэтом графа».

    1. Блажен, кто путь устлал цветами. — Расположение периода в этой строфе затрудняет понимание ея; вот естественный порядок слов: «Блажен, кто устлал цветами путь сидевшего об руку царя» и т. д. Стих Чрез поприще на колеснице относится к переезду Екатерины с графом А. Г. Орловым из Петергофа в Петербург (Об. Д.). Словами Притекшего в венце Нептуна означаются подвиги Орлова на море в первую турецкую войну.

    2. Примешивал я правды глас. — Здесь слово правда употреблено отчасти в смысле нравоучения, уроков мудрости, с которыми поэт часто обращался к тем, кого хвалил. К последнему стиху строфы он присоединил примечание: «Правда глаза колет: сколь ни хвалили его сочинения, но многим они были весьма неприятны, для чего он и терпел довольно неприятностей» (Об. Д.).

    3. Шумихи любят блеск. — Это относится ко всем любимцам императрицы — особенно же к последнему из них, графу Зубову, — «которые иногда и дрянные сочинения предпочитали лучшим, когда в первых их хвалили» (Об. Д.).

    в преображенском полку, где Державин был солдатом, а Орлов майором. Обойденный при производстве товарищей в унтер-офицеры, наш будущий поэт за несколько дней до наступления нового царствования отправился к своему майору с просьбой и был произведен в капралы (Об. Д. и Записки его).

    5. В его как богатырски дни. — В первоначальные дни царствования Екатерины, когда двор, гвардия и сенат состояли из людей видных, крепких, как духом, так и телом (Об. Д.).

    6. Которой бодрый дух младой и проч. — «Императрица Екатерина, будучи молода, имела дух мужественный: решась взойти на престол, сама предводительствовала гвардией и была каждую неделю раза по два в сенате, слушая и реша сама все дела, в первые годы ея царствования» (Об. Д.).

    7. На бурном видел я коне и проч. — Вся эта строфа посвящена воспоминанию о знаменитом каруселе, бывшем на дворцовой площади (перед Зимним дворцом) 14 июня 1766 года и устроенном «по предложению графов Орловых, как искусных ездоков», говорит Державин (Об.). На этом каруселе увидели не только всадников в боевых доспехах, но и «дам благородных в броне военной на колесницах, по древнему обыкновению каждого народа устроенных... Одеянье кавалеров богато блистало драгоценными каменьями, но на дамских уборах сокровища явились неисчетные» (Спб. Ведомости 1766 г., 27 июня, № 51). Григорий Орлов предводительствовал римскою кадрилью, а Алексей — турецкою. К этому же пышному торжеству относится 21 строфа в Изображении Фелицы (см. выше, стр. 280, примеч. 18.). В Жизни графа А. Г. Орлова-Чесменского, соч. С. Ушаковым (Спб. 1811, ч. I, стр. 7), упомянуто о слухе, что причиною учреждения каруселя было желание «несколько развлечь Россиян, между которыми начинали обнаруживаться неудовольствие и волнение».

    8. Прекрасных вслед Пентезилее. — С этой амазонской царицей, сражавшейся против Греков за Приама и наконец побежденной Ахиллом, «сравниваются здесь те девицы и дамы, которые были в кадрили, ездили на колесницах и снимали дротиками венцы» (Об. Д.). Считаем нелишним пояснит, что естественный порядок слов в двух последних стихах 7-й строфы был бы следующий: «Мой исполин, бодрее Ахилла, низал на дротик венцы».

    в Царском Селе* высоких деревянных горах она катилась в колеснице и медное колесо выскочило из колеи. Граф Орлов, стоя на запятках, на всем раскате спустил ногу на ту сторону, где была опасность, а рукой схватился за перила и таким образом удержал колесницу (Об. Д.).

    * В Царском Селе со времен Елисаветы Петровны была каменная катальная гора, подобная существующей до сих пор в Ораниенбауме. Около того же места, близ турецкой киоски, вдоль нынешних березовых аллей устроены были при Екатерине II деревянные горы, продолжавшиеся через пруд на сваях до залы на острову, — средняя прямая, а две боковые овальные с перекатами; в 1777 году было повелено снимать их (Георги-Безак, Опис. Спб., ч. III, стр 694, и Яковкина Описание Села Царского. стр. 118).

    10. Он, в ранах светел, бодр лицом и проч. — В семилетнюю войну гр. Орлов, в то время еще весьма молодой офицер, был ранен и перенес боль с великим хладнокровием. Выражение «на огнескачущих волнах» относится к подвигу при Чесме (Об. Д.).

    11. Его покой — движенье и проч. — «В сем куплете описывается образ жизни графа Орлова, т. е. что он любил простую русскую жизнь, песни, пляски и все другие забавы простонародные, так что обращался с друзьями без церемонии и быль благотворителен» (Об. Д.). Это свидетельство подтверждает и биограф графа А. Г. Орлова, говоря, что он «истинно любил все коренное русское», что «дыша, так сказать, русским, он любил до страсти все отечественные обряды, нравы и веселости. Бойцы, борцы, силачи, песельники, плясуны, скакуны и ездоки на лошадях, словом, все, что только означало мужество, силу, твердость, достоинство и искусство Русского, стекалось в дом его» (С. Ушакова Жизнь Орлова, ч. II, стр. 104). Тут же упоминается о его благотворительности: «он полагал первейшим своим удовольствием даже предупреждать просьбы ищущих его покровительства».

    12. Я зрел в Ареопаге сонм. — Выше (примеч. 6) сказано, что в сенате были люди мужественные, производившие дела, по тогдашнему времени, с возможною справедливостью и бескорыстием (Об. Д.).

    команде, и потому при Петре Великом нередко случалось, что обер-секретари, увидев несправедливую резолюцию, данную сенаторами, — взяв шапку и поклонясь присутствующим, выходили из сената» (Об. Д.). Поэт, чувствуя несообразность слов: за зерцалом и дьяки рядом с названием Ареопага, отметил в одной рукописи против первого: «На греческом языке сказано: за скрижалями, или перед доской, где законы были написаны», а против последнего: «На греческом — письмоводцы». В Объяснениях прибавлено, что при Ареопаге были чиновники подобные дьякам.

    14. Чтоб только свой набить мамон. — Слово мамон употреблено здесь вместо карман на том основании, что в евангельском изречении: «Не можете служить Богу и мамоне» (Ев. Матфея, VI, 24) под словом этим должно разуметь корыстолюбие (Об. Д.) или, вернее, земное богатство.

    15. А деньги берегли и нравы. — «При начале царствования императрицы весьма скупы были в государственных делах на деньги и держались крепко русских нравов. Князь Вяземский, быв генерал-прокурором, то и другое рачительно наблюдал до 1780 года, в который нашел князь Потемкин чрез купца (?) Фалеева (ср, выше, стр, 452)* услужить ему на Днепре деревнями, склонил его к своей партии, и с тех пор приметно час от часу слабее стала наблюдаться экономия и правосудие» (Об. Д.).

    * «Некоторые из современников Потемкина полагали, будто он действовал под непосредственным влиянием Попова и Фалеева, содержавшего винный откуп в Крыму» (С. Глинки Русск. Чтение, ч. I, стр. 80).

    16. ... Не оценяли всякий день. — «За заслуги свои никто не осмеливался требовать награждения, так как и автор, написавший должность экспедиции государственных доходов (Зап. Д., Р. Б., стр. 236) и инструкции о размежевании в Саратове земель и рассмотря множество больших дел, не требовал никакого награждения и награжден не был; а после между министров вошло в обычай, что за безделку, как то например за сделанный откуп и другие неважные работы, докучали о награждениях и получали оные иногда в году не один раз» (Об. Д.)!

    царствования так было послаблено сие злоупотребление, что, можно сказать, на словах запрещалось, а на деле поощрялось» (Об. Д.). Из последнего замечания видно, что в этой и следующих строфах Державин противопоставляет между собой начало и конец царствования Екатерины II. Ср. сказанное по этому же предмету в Записках его (Р. Б., стр. 387).

    18. Зря на небе пятно. — «В дни благополучные, когда предусматривалась какая-нибудь опасность, то не сердились за то, что о ней докладывали; но подбирали паруса, как делают мореходцы, завидя черное пятно или малое облако, называемое коровьим глазом» (Об. Д.).

    20. Тогда Кулибинский фонарь... — Иван Петрович Кулибин, нижегородский купеческий сын (род. 1735, ум. 1818), одарен был гениальными способностями к механике и без учения достиг изумительного совершенства не только в устройстве, но и в изобретении самых сложных механизмов, так что в короткое время снискал милость Екатерины, внимание всего ея двора и громкую славу. Он получил место механика при академии наук. Особенно известны два его произведения: модель постоянного моста чрез Неву (1776), находящаяся ныне в здании корпуса путей сообщения, и фонарь (1779), который с помощью обыкновенной свечки светил удивительно ярко и бросал свет чрезвычайно далеко. Новое в то время устройство его заключалось в том, что за свечкой был вогнутый круг, сделанный из множества кусочков зеркала, так что свет огня, чрез отражение в зеркальных частицах, увеличивался во столько раз, сколько было в круге этих кусков. Употребление Кулибинского фонаря было особенно выгодно для освещения длинных коридоров, больших мастерских, маяков и т. п. Это изобретение доставило Кулибину множество посетителей и заказов; но большое число заготовленных им фонарей осталось у него на руках. Однакож и тут его изобретательность помогла ему выйти из затруднения: он выпросил позволение устроить во дворце, с помощию всех этих фонарей, особого рода фейерверк без пороха и дыма. Этот оптический фейерверк вполне удался, и Екатерина наградила Кулибина (П. Свиньина Жизнь Кулибина в Сыне Отеч. 1819 г. № XXVII—XXIX (ч. 55), Нижегородск. губ. Вед. 1845 г., № 11—16, и Ремезова Механик-самоучка, Спб., 1862). Державин объясняет, что Кулибинский фонарь «производит чрезвычайный свет вдали горизонтальною полосою, но чем ближе подходишь, свет уменьшается и наконец у самого фонаря совсем темно». Этим свойством его намекается на «знатного человека или министра, который вдали гремит своим умом и своими способностями; но коль скоро короче его узнаешь, то увидишь, что он ничего собственного не имеет, а ум его и таланты заимствуются от окружающих его людей, т. е. секретарей и т. п.». Тут поэт особенно разумеет тогдашнего «генерал-прокурора Самойлова, который по фавору употреблен был во многие должности, будучи совсем неспособен, что время доказало». Что же касается до возможного возражения критики, что в Афинах не было Кулибина, то Державин напоминает, что «Архимед еще в древнейшие времена имел понятие об оптике и диоптрике, ибо делал такие стекла, которые вдали сжигать могли флоты», почему здесь имя Кулибина и употреблено иносказательно вместо Архимедова.

    21. Был не во всех местах потребен. — Самойлову поручены были многие должности: он заведывал сенатом, экспедициею государственных доходов (государственным казначейством), банками ассигнационным и заемным, монетною экспедициею, тайною канцеляриею и другими учреждениями, так что о нем можно было сказать по пословице: гоняясь за многими зайцами, ни одного не поймал. — В той же строфе выражение: Горел кристал, горел от зарь значит: имел таланты, данные свыше. — Под столпами разумеются подпоры государства, — люди твердые, не так как Зубов, в то время подобный соломе, которая тотчас гнулась, когда кто на нее опирался, «ибо часто случалось, что сам, приказывая что, не мог того поддерживать». — В спартанской коже Персов дух, т. е. в русском теле французский дух. — Не по опушке добродетель, т. е. не лентами отличалось достоинство, а делами. — Не по ходулям великан, т. е. не по чинам, титлам и званиям признаваем был человек великим, но по его уму и деяниям (Об. Д.).

    Разделы сайта: