Храповицкому ("Храповицкой! дружбы знаки...")

ХРАПОВИЦКОМУ

Приложения.

1.

доставленной нам почтенным издателем этого сборника, Н. В. Сушковым.

ЛЮБЕЗНОМУ АВТОРУ Г. Р. Д.

Пишу к тебе, писал как прежде,
По старой дружбе и надежде,
Что ты, из милости своей,
Не всяко лыко в строку ставишь;
Но только сам себя забавишь,
Смеяся простоте моей.
Я пред тобою откровенно
Прямую правду дерзновенно,
Необинуясь говорю:
Орел державный ты, — я пташка;
Хоть в крыльях не сильна замашка,
Но мнится, в облаках парю.

Мне мнится вознестись с тобою,
Свирелку согласить с трубою
И за орлом вдали порхать;
В восторге пылкого паренья,
Не те услыша ударенья,
Могу свирелкой досказать.
Могу негладкий стих погладить,
Заметить, где стопу приладить
И как бы рифме мягче лечь;
Но ежели мои заметки
С твоею Музой ... не соседки,
Прошу покорно бросить в печь.

Люблю твои я стихотворства:
В них мало лести и притворства,
Но иногда — полы лощишь[4] ....
Я твой же стих напоминаю
И сам поистине не знаю,
Зачем ты так, мой друг, грешишь.
Достойны громкой славы звуков
Пожарский, Минин, Долгоруков
И за Дунаем храбрый Петр;
Но Зубовых дела не громки,
И спрячь Потемкиных в потемки:
Как пузырей, их свеет ветр.

Велик был Петр, велик неложно;
Но как поверить нам возможно,
Что он полцарства отдавал
За то, чтоб Ришельё воскреснул?[5]...
У нас бы он с коварства треснул,
Или Россию продавал.
У нас цари не Лудовики
И не министрами велики,
Собой велики паче всех:
Был Меншиков и Бирон смирен,
И Зубов, ставши размундирен,
Для всех Россиян только смех.

29-го Марта 1797.

* * *

Твоею творческой рукою
И пылкою стихов красою
Достойных должно прославлять,
Великих, мудрых, справедливых;
Но случаем слепым счастливых
В забвеньи вечном оставлять.

Прибавлено 5-го Апреля 1799.

2.

Стихи Державина вызвали следующее новое приветствие со стороны Храповицкаго, также напечатанное в III-й книжке Раута:

К НЕМУ ЖЕ.

Вижу, вижу беспристрастно,
Что Державин правде друг:
Сердце честно, чисто, ясно,
Все умом постигнет вдруг.
Грянет громом — все трясутся!
Даст хвалу — и вознесутся!
Не орел — ты сам Зевес.
В пылком, в громком твоем слоге
Пиндар и Орфей воскрес. —
Хоть на грязной я дороге
Средь Коломны нанял дом,
Стары счеты разбираю,
Цифры с цифрами сличаю
И журнал верчу вверх дном:
Но тебя я почитаю,
Восхищен твоим умом.

1-го Апреля 1797.

3.

Из чисел, которыми помечены те и другие стихи Храповицкого, видно, что Державин своим посланием отвечал на первые из них немедленно. Получив последние, он написал опять следующий ответ:

А. В. ХРАПОВИЦКОМУ.

Как назвал ты меня Зевесом,
От имя божья грянул гром;
Я с страху скрылся под навесом
И бью тебе, мой друг, челом:
Избавь от пышных титл: я пешка.
Чрезмерна похвала — насмешка.

Эти стихи были напечатаны в Маяке 1842 г. (т. I, кн. 2, Замечатель, стр. 90) с небольшим рассказом, который очевидно придуман для объяснения стихов. Этот анекдот перепечатан в примечаниях к сочинениям Державина позднейших Смирдинских изданий, при чем комментатор удовольствовался приведением четырех первых стихов ответа. Для полноты нашего примечания прилагаем и рассказ Маяка.

«В один из знойных летних дней 1797 года Державин прохаживался в саду с А. В. Храповицким. Сбирались тучи, но два приятеля не замечали их. Разговор коснулся поэзии. Храповицкий распространялся в похвалах великому поэту и в восторге не щадил никаких сравнений. Вы не поэт, сказал он, вы Зевес-громовержец. В эту минуту блеснула ослепительная молния и раздался такой удар грома, что Державин, при всей своей смелости и привычке к военной жизни, бросился под навес беседки; — туда же побежал и Храповицкий. Оба, оглушенные ужасным раскатом грома, несколько времени стояли безмолвно. Наконец Державин прервал молчание. Вот видишь ли, какой я громовержец! сказал он Храповицкому, — и в тот же день записал в своей белой книге предыдущие шесть стихов.»

Ясно, что после приведенного второго стихотворения Храповицкого обстановка навеса с грозою оказывается вовсе не нужною и рушится сама собой. Державин употребил эту картину только для того, чтоб дать понятие о впечатлении, произведенном на него преувеличенною похвалою Храповицкого.

Комментарий Я. Грота

Отношения Храповицкого к Державину уже объяснены при таком же послании под 1793 годом (Том I, стр. 541); там сообщили мы и несколько биографических о нем сведений. Настоящая пьеса была ответом на стихи Храповицкого (помещаемые нами здесь в приложении), в которых автор, прочитав сочинения Державина, упрекал его за то, что он иногда хвалил Потемкина и Зубовых.

Напечатано в издании 1808 г., ч. II, XXXI.

Значение приложенных рисунков: 1) Шутка, подруга Момуса, сделав из лиры мальбрет и положа на него изображение этого забавника, поминает его своей игрушкой (бичем с колокольчиками) и тем показывает, что смехом надобно исправлять нравы (Предполагалась приписка: Ridendo castigat mores). 2) Крылья, несущие цепь и пламя к источнику света, изображают, что нет почти никакой тяжести, которая могла бы воспрепятствовать парению таланта (Об. Д).

1. Я лишь в том, что я орел. — В послании Храповицкого к Державину есть между прочим стих (10-й от начала, см. ниже):

«Орел державный ты, — я пташка».

3. За дела — сатирик чтит. — Последние два стиха обратили на себя особенное внимание Пушкина, Гоголя и Жуковского. Гоголь в начале статьи своей «О том, что такое слово» приводит следующее замечание, сделанное Пушкиным по прочтении этих двух стихов: Державин не совсем прав: слова поэта суть уже его дела. «Пушкин прав», продолжает Гоголь: «поэт на поприще слова должен быть так же безукоризнен, как и всякий другой на своем поприще» и проч. (Соч. и письма Н. В. Гоголя, т. III, стр. 341). Жуковский в одном письме к Гоголю говорит: «Стихи Державина, служащие, так сказать, темою твоей статьи, не имеют, по моему мнению, никакого ясного смысла: ошибки писателя не извиняются его человеческими добродетелями; и самолюбие поэта, оскорбленное критикою, не утешится, когда он сам себе или аристарх ему скажет: ты негодный поэт, но человек почтенный. Но то, что сказал Пушкин о стихах Державина, весьма значительно: оно будет теперь главным предметом моей с тобою беседы» и проч. (Соч. В. Жуковского, т. XI. Спб. 1857, стр. 147).

4. См. строфу 2-ую оды На умеренность (Том I, стр. 491).

5. Это сказано по поводу стихов Державина в оде Мой истукан (Том I, стр. 620):

    Отдаст Арману Петр полтрона,
    Чтоб править научил другой.

Орфей — мифический певец-поэт.

Коломна — окраина Петербурга.