Поиск по творчеству и критике
Cлово "DAS"
Входимость: 6. Размер: 88кб.
Входимость: 6. Размер: 33кб.
Входимость: 2. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 6. Размер: 88кб.
Часть текста: aux expressions, aux caracteres, aux draperies, au coloris, a la distribution des ombres et des lumieres, aux accessoires, enfina l'im-pression de l'ensemble. Si je suis un autre ordre, c'est que ma description est mal faite ou le tableau mal ordonne". Diderot. Pensees detachees sur la peinture. 1 В 1789 г. Державин вернулся в Петербург после пяти лет жизни в провинции. Пока он отсутствовал, столица и ее пригороды украсились новыми, великолепными зданиями. Гваренги построил дом Академии Наук, Эрмитажный театр, Государственный банк. Камерон воздвиг свою колоннаду в б. Царском Селе и строил дворец в б. Павловске. Львов выстроил здание почтамта. Облицовка набережных Невы гранитом была закончена. Число произведений скульптуры и живописи также возросло в столице. Вернувшийся из-за границы Н. В. Юсупов (1790) размещал свои художественные сокровища во дворце на Фонтанке, построенном Гваренги. Безбородко с помощью Львова устанавливал художественные коллекции в своем доме, в зале с колоннами, также построенном Гваренги. Воронихин отделывал внутри строгановский дворец. Строганов подготовлял каталог своей картинной галлереи (изд. в 1793 г.). Державин был вхож в эти дома. Вероятно, обилие художественных впечатлений было причиной того, что в последующие годы Державин особенно охотно включал в свою поэзию материал, почерпнутый из области изобразительного искусства. Этот материал помогал ему создавать тот "волшебный, очаровательный мир" образов, о котором говорится в его "Рассуждении" (1811). В 1789 г., находясь под судом и надеясь снискать милость Екатерины, Державин написал оду "Изображение Фелицы". В первой строфе оды он обращается к Рафаэлю: "Рафаэль! живописец славный, Рафаэль, чудный,...
Входимость: 6. Размер: 33кб.
Часть текста: анакреонтика. 2 Подобные стихи обычно мало индивидуализированы, в них доминируют просветительские формулы, которые сохраняются в державинском творчестве вплоть до начала XIX века, а в последние годы жизни Державина их роль даже усиливается. И все-таки 1780 год стал важнейшей вехой, что связано с так называемым "переломом", "скачком", который, как считается, произошел в его творчестве в 1779 году. Об этом "скачке" сохранилось признание самого Державина, однако его сущность еще не была прояснена, не сохранилось и свидетельств кого-либо из современников. Сам поэт в 1805 г утверждал, что с 1779 г. "избрал он совсем особый путь, будучи предводим наставлениями г. Батте и советами друзей своих Н. А. Львова, В. В. Капниста и И. И. Хемницера, подражая наиболее Горацию". 3 Все исследователи, писавшие до В. Ф. Ходасевича, 4 не оспаривая приняли это положение. Ниже предпринята попытка рассмотреть, в какой степени творчеству Державина после 1779 г. присуще нечто новое и какую роль при этом играл до 1795 г. Гораций. 5 Одновременно будет обращено внимание и на то, как менялись у Державина традиционные воззрения на "просвещение" и на поэзию в их взаимоотношении, т. е., в сущности, как виделась ему связь политики и поэзии. При этом хотелось бы проанализировать один из мотивов, а именно мотив зеркала, в четырех стихотворениях "Ключ" (1779), "Бог" (1781/1784), "Ласточка" (1792/1794), "Памятник" (1795). Есть доказательства тому, что Гораций был известен Державину с 1774 г., 6 когда он переложил в стихи пять од Фридриха Великого с немецкого прозаического перевода, изданного в 1760 г Как недавно показала Н. Ю. Алексеева, все они были ориентированы на оду "А la fortune" (1723) Ж. — Б. Руссо (1610- 1741), считающуюся первой в ряду горацианских од нового классицизма Другим посредником был Карл...
Входимость: 2. Размер: 6кб.
Часть текста: Наклонит — изумруды блещут! Пов е рнет — яхонты горят! Не то ли славный царь пернатый? Не то ли райска птица Жар , Которой столь убор богатый Приводит в удивленье тварь? Где ступит — радуги играют! Где станет — там лучи вокруг! Конечно, сила и паренье Орлиные в ее крылах, Глас трубный, лебедино пенье В ее пресладостных устах; А пеликана добродетель В ее и сердце и душе! Но что за чудное явленье? Я слышу некий странный визг! Сей Феникс опустил вдруг перья, Увидя гнусность ног своих. О пышность! как ты ослепляешь! И барин без ума — павлин. 1795 Варианты (Первонач. рукоп.) Ст. 4—10: Все с зеленью и чернью перья, И в искрах бахромы златой, Как полукружный, разноцветный Щит держит над главой своей? Лазурны, сизы, бирюзовы На каждом на конце пера, Ряды кругов, и в них блеск новый Являя злата и сребра. Ст. 12—14: Подымет — яхонты горят. Не это ль славный царь пернатый Иль баснословна птица-жар. Ст. 16: Приводит в изумленье тварь. Ст. 18—20: Где станет — удивляет взор. Орлины силы и паренье, Я думаю, в ея крылах. Ст. 23—26: И верно,...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: твои великие таланты не могут дня одного получить отсрочки от времени. 2. Лучших дней моих нет; как шумящие волны, удовольствия мои улетели; никакая сила оных не удерживает, и я следую уже стоическому поучению хладного моего разума. Между тем как я удручаюся, он восходит; настоящее летит, будущее неизвестно, а прошедшее менее как сон. 3. Гордый смертный, ты, который толь суетен в слабых помышлениях духа твоего! познай твою крушимую судьбину и умерь твою спесь; краток есть конец и в том предел твой: лишь только ты родился, уже рок дня того влечет тебя к разрушающей нощи, где Мевий и Виргилий во множестве смешанны[2] и имеют единственную участь. 4. Прельщенные ложным блеском добра недостойного, делающие себе идола из металла бренного и преходящего, к чему вы его жалеете? Видите, о смертные! на свете сем все яко цвет сельный упадает; так лучше пожалейте о своем заблуждении! Ваши сокровища, ваши богатства последуют ли за вами в могилу вашу? 5. Как можно толикое множество суетных предметов пожертвовать нашей жизни[3]! Для чего такое великое пространство замыслов пути столь ограниченному? Герои, готовящие узы несчастливой вселенной! воззовите витязей, начертанных в летописцах: достигаете ли всех оных вы славы? 6. Пусть подсолнечная делами вашими придет во исступление, пусть триумфы ваши превознесут вас в сан монарха, но...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: льет И прячет патоку в кувшинах, Или стрижет своих овец. Но осень как главу в полях, Гордясь, с плодами возвышает — Как рад! что рвет их на ветвях, Привитых им, — и посвящает Дар богу, пурпура красней. На бреге ли в траве густой, Под дуб ли древний он ложится, — В лесу гам птиц, с скалы крутой Журча к нему ручей стремится, И всё наводит сладкий сон. Когда ж гремящий в тучах бог Покроет землю всю снегами, Зверей он ищет след и лог; Там зайца гонит, травит псами, Здесь ловит волка в тенета. Иль тонкие в гумнах силки На куропаток расставляет, На рябчиков в кустах пружки, — О, коль приятну получает Награду за свои труды! Но будет ли любовь при том Со прелестьми ее забыта, Когда прекрасная лицом Хозяйка мила, домовита, Печется о его детях? Как ею — русских честных жен По древнему обыкновенью — Весь быт, хозяйский снаряжен: Дом тепл, чист, светл, и к возвращенью С охоты мужа стол накрыт. Бутылка доброго вина, Впрок пива русского варена, С гренками коновка полна, Из коей клубом лезет пена, И стол обеденный готов. Горшок горячих, добрых щей Копченый окорок под дымом; Обсаженный семьей моей, Средь коей сам я господином, И тут-то вкусен мне обед! А как жаркой еще баран Младой, к Петрову дню блюденный, Капусты сочныя кочан, Пирог, груздями начиненный, И несколько молочных блюд, — Тогда-то устрицы, го-гу, Всех мушелей...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: (Перевод из Фридриха II) 1. Какое священное поревание[2], кое божество меня одушевляет и коль сильнейший огнь разжигает мои мысли? Прииди ко мне, о Муза! да паки тобой прииму я лиру и последую твоим красотам. Поборствуй мне, добльственный Алкид, ты, которого бесстрашная бодрость низлагала ужаснейших чудовищ! В подобие тебе, яко отмститель вселенной, еще с опаснейшим чудовищем и я долженствую братися[3]. 2. Вихри, разящие жестокостию своею корабли о каменья; моря, покрытые в кораблекрушение тысящами дерзновенных мореходцев; ветры, творящие тлетворным своим дыханием из земли опустошенной гнусное позорище Атропы, — не так страшны, как стрелы ласкательства, которые вредят сердца героев. 3. Нравное ласкательство есть чадо собственного своего прибытка. Притворство, воспитавшее оное, даровало ему убранство добродетелей. Оно, приседя непрестанно при подножиях трона, фимиамом тщеты окружает оный и упоевает им мужей и царей великих. Личиной учтивости прикрывается пресмыкающаяся подлость лживых его потаканий[4]. 4. Тако клубящаяся змия, лежащая сокровенно во злаке, приуклоняет кичливую главу свою пред безопасным[5] Африканцем. Она ползет, дабы напасть, и вред желающей угрызть несется под сеннолиствием[6] и под цветами, или також неосторожного путника, вместо истинного света, прельщают огни блудящие мгновенным своим блистанием. 5. Коварный льстец скрывает под обманчивою сладостию своих безпрестанных хвал наивреднейший яд. Уста его лживы и обманчивы; язык его стрела изощренноубивственная, внезапно прилетающая, попадающая и пронзающая, подобно яко лютое пение Сирен с...
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: сонм. Шумит по шлемам лес пернатый, Сребром и златом светят латы, Цвет радуг в мантиях горит: Хор свыше зрит, как с Геликона Синклит, царица, царь, средь трона В порфире, в славе предстоит[1]. Клейноды вкруг; в них власть и сила; Вдали Европы блещет строй, Стрел тучи Азия пустила, Идут Американцы в бой, Темнят крылами понт грифоны, Льют огнь из медных жерл драконы, Полканы вихрем пыль крутят; Безмерные поля, долины Обсели вкруг стада орлины, И все на царский смотрят взгляд. Миров владыке лучезарных Так внемлют все стихии, тварь: В могуществе ему нет равных. Властитель душ, любимый царь Речет — и флот сквозь волн несется! Велит — и громом твердь трясется! Тьма всадников чрез степь летит! И гнев его есть гнев вселенной. Но лишь с улыбкою священной Прострет он длань, — и все молчит. Кто сей, пред важным сим собором[2], В благоговейной тишине, Предстал с унылым, кротким взором? Сонм неких воев зрится мне: На них кресты, а не эгиды[3]! Уж не Гаральды ль то, Готфриды? Не тени ль витязей святых? Их знамя! — Их остаток славный Пришел к тебе, о царь державный! И так вещал напасти их: «Безверья гидра проявилась[4]: Родил ее, взлелеял Галл; В груди его, в душе вселилась, И весь чудовищем он стал! Растет — и тысячью главами С несчетных жал струит реками Обманчивый по свету яд: Народы, царства заразились, Развратом, буйством помрачились И Бога быть уже не мнят. «Нет добродетели священной, Нет твердых ей броней, щитов; Не стало рыцарств во вселенной: Присяжных злобе нет врагов, Законы царств, обряды веры, Святыня — почтены в химеры; Попран Христос и скиптр царей; Европа вся полна разбоев, Цареубийц святят в героев: Ты, Павел, будь спаситель ей! «Мы гроб святый освободили, Гостеприимств отверзли дверь[5]; Но нас наследия лишили, И мы изгнанники теперь!...
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Часть текста: Простаков не хотел учиться, хотел жениться; вист, фараон и макао процветали везде - от дворца до лачуги. Полученные земли Державин заложил в банк; это не обеспечивало его будущности, но, вместе с карточной игрой, давало возможность существовать пристойно, в ожидании лучшего. Найти службу значило прежде всего найти приятелей. Державин стал возобновлять былые знакомства и искать новых. Служба должна была быть штатская; мундиры вокруг Державина постепенно сменялись бархатными кафтанами. Трудная молодость сделала его отчасти скрытным и замкнутым; с тем вместе он умел быть приятным. У Алексея Петровича Мельгунова, на Мельгуновском тенистом острове (том, что впоследствии перешел к Елагину, обер-гофмейстеру), на пикниках, средь умной и просвещенной беседы, он был занимателен. Масоны из мельгуновских друзей звали его в свою ложу, но он воздержался. Он был свой человек и на пышных пиршествах кн. Мещерского, с генералом Перфильевым, и среди людей не столь знатных, там, где попросту пенилась старая серебряная кружка, налитая пополам русским и английским пивом (в пиво сыпались гренки и лимонная корка). Женщины, чаще всего - доступные участницы холостых пирушек, находили в нем...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: порицание (Перевод из Фридриха II) 1. Какое привидение, какое страшилище непрестанно меня преследует! Оно убежало от рубежа царства теней, и взор его грозит погублением. Реки горести и желчи текут из оскорбительного[2] рта сего бледного и свирепого чудовища. Оно не имеет другия плоти, кроме лжи, обмана, клеветы, лести и вероломства. 2. Я познаю тебя по подлым изворотам лица твоего, варварское порождение зависти! Я познаю тебя по неутолимой никогда алчбе бесстыдства и предательства твоего, по змиям твоим и скорпиям[3], воздоенным твоею лютостию, по покрывалу твоему, по ложному гласу трубы твоей, сему твоему орудию недоброхотства! 3. Между тем как угасший фиял[4] мрачного твоего подожжения раздуваешь ты вновь и отрясаешь его близ престолов, то в курении сем исчезают оные. Уже к облежимым к ним тобою не доходят более жалобы невинности, коея были они покровители. Тотчас сами они становятся тебе в пороках сопреступниками, тебе служат и угнетают все, что только гонит твоя ненависть. 4. Личиною притворства[5] прикрываешь ты свое сквернообразие. Продерзость скаредного твоего языка восстает даже на самих государей. С ужасным ревом во всех чертогах царских слышно рыкание твоей наказания достойной зависти[6]. Ты есть единственная душа придворных[7], преобращающая смеющиеся их дни в печальныя нощи. 5. Итак наполненный твоими поношениями быстротекущий слух заражает своею лютостию всю вселенную. Европа, жадная к новостям, глотает дым, изрыгаемый твоим ядовитым дыханием. Вверженная тобою в заблуждение, почитает она прорицалище лжи за излагателя правды. 6. Ржа твоя обыкновенно пристает более к именам славою великим. Сияние их вящшей красоты неудобосносно[8] твоим мрачным взорам. Демон ужаса, которым ты одержима, очерняет Цесареву славу у Никомеда и не щадит Сципиона. Ты изгоняешь Велисария в бедность и преобращаешь его лавры...
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Часть текста: 2.Сидит на скипетре Зевеса Орел, пернатых царь, и, вниз Спустя высокопарны крылья, Во сладостном забвеньи спит. Приятна мгла, смежая вежды, Главу его на перси гнет; Бряцаньем тихим утомленный, Чуть зыблется хребет его. 3.Свирепый Марс склоняет долу Свое кроваво острее; Утехой сердце упоенно, Смягчась, пленяется его. И самые бессмертны боги Забав сражаются от стрел, Какие персты Феба мещут И нежны груди Пиерид. 4.Но тот, кого Зевес не любит, Дрожит от звонких песен Муз; Трепещет на земле и море Вся груба, суща тварь от них; Трепещет и Тифей стоглавый[2], Воитель бывый на богов: Навержен страшною горою, Он в мрачном Тартаре лежит. 5.Килькийской оглашенной бездной[3] Он некогда воспитан был: Вокруг его каменно-морский Днесь кумский и сицильский брег Космату грудь отягощает; Столпом, досягшим до небес, Держащим на себе снег вечный, Прижат, придавлен Этной он. 6.Из челюстей своих извержет Потоками всежрущий огнь, Который днем сквозь тучи дыма Сверкает искрами в аэр, А ночью, вихрями крутяся, Горящим каменным дождем, С ужасным грохотом и ревом В морскую глубину падет. 7.Не только зреть его ужасно, Как жупел он Вулканов вверх Горящими струит реками, — О нем ужасен даже слух: Как Этной к листомрачну верху[4] И к дну прикован цепью он, Изъязвленным хребтом простершись, На терновых лежит буграх. 8.О Зевс, горы сея властитель! Помилуй и спаси чело Страны, богатыя плодами, Близ коей соименный град Воздвиг народов поселитель И где в ристалище герольд Пифийском славу колесницы Хироновой провозгласил! 9.Как в понт пловцы пустясь, ликуют, Зря вздуты ветром паруса, Надеждою их сердце льстится, Что счастливо свой путь свершат: Так сих торжеств начало кажет, Что град украсясь сей, и впредь В венце побед, во блеске новом, Возликовствует на пирах. 10.О Феб, Лицея...